— Я и так отдыхать могу, если надо, — сдержанно сказал Борис, поражаясь его подкупающей доверчивости.
— А-а… — сказал Галимбиевский с улыбкой. — А ты, челка, парень оказался ничего. Человек. Из костей и из мяса. И нервы у тебя крепкие… Правда ведь? Пиявки прописывать не пришлось. Ну, а карточку-то тебе дать? Я обещал…
Он помолчал, прищурившись.
— Или ты и так устроился неплохо? Практичный мужик… С какой это бабенкой я тебя видел? У магазина. Ты пацана нес, а она авоську… Мордочка у нее неплохая, И ножки… что надо. Я смотрел, как она каблучком запнулась… Это надо видеть… Вкус у тебя есть. Кто она? Не наша? Давай, парень, работай… Но такая баба для одного — это много. Ты не жадничай.
Борису показалось, что Галимбиевский его еще не считает взрослым. Он словно играет им. Подталкивает плечом, чтобы он, Борис, перепрыгивал через забор, через ту грань, откуда вылезти можно только самому, если хватит силы. Руку Галимбиевский там не подаст. И оттого что ему это видно, он улыбнулся и торжествующе подумал: «Как здорово Галимбиевскому кажется, что он умный!»
И Борис уже разговаривал с Галимбиевский на равных.
— Ты, например, ей не понравишься.
— Почему? — в шутку удивился Галимбиевский.
— Ты только издалека красивый. Близко тебя рассматривать не надо.
Цыганские глаза Галимбиевского затаенно сузились. В лице появилось что-то такое, от чего невольно хотелось заслониться. Но Бориса это уже не пугало. Ему почему-то показалось, что не физически, а чем-то другим он сильнее Галимбиевского. Тому хочется видеть в других страх, потому что сам знает его вкус.
— Хвалишься, что умеешь думать. А у тебя всего лишь условный рефлекс на…
— Ну-у? — сказал Галимбиевский. — Давно по-умному не разговаривал.
— Разговаривал… За выпивкой. В ту ночь, когда ты на меня через щель забора смотрел. Из темноты. Ждешь за темным забором, когда тебе какой-нибудь простачок кое-что из жизни подкинет. И вообще… — Борис не выдержал. — Врешь ты все. Обо всем. И на женщин врешь…
Странно, Галимбиевский не сердился. Он улыбался.
— Зачем ты меня обижаешь? Спроси любого на всем белом свете — разве я кого хоть раз обманул? Я с тобой хорошо разговаривал. Как с человеком. А ты не поверил. Я все это проделаю у тебя под носом, сосун…
Он помолчал.
— Хочешь, покажу? Вон, Ленку… Мне с ней три дня хватит.
Борису стало противно. Ему так хотелось, чтобы самоуверенность Галимбиевского была наказана.
— А ведь ты меня обижаешь, — издевательски ломался Галимбиевский. — Просто нарочно. Ладно. Смотри. Это все только для тебя.
Он улыбнулся красивой взрослой улыбкой. Борис не видел до этого, чтобы у него вот так, влажной блесной, сияла коронка. Сияла как-то нехорошо. Он сам включил Борису станок и ушел.
Вот уже который раз Галимбиевский трогал в нем самое лучшее. Бесцеремонно. Подошел, и опять все взбаламутил с мутной примесью. На душе остался болезненно беспокоящий осадок. А светлое в жизни Бориса — и Лида, задумчиво помешивающая Митькину кашу, и Оська с его контрамарками, и письма от отца, — они почему-то давно не приходят, — и ослепительно-желтая солома у комбайна, и легкая, сквозная до самой гальки Ленкина тень на вечерней воде.
«Она сказала тогда, — подумал Борис о Ленке, — так стыдно, когда все смотрят».
Борис не будет смотреть. Он пойдет к ней и предупредит. Только он еще посмотрит, как Галимбиевский сам обожжется. Ленку-то Борис знает.
Но Борис не знал Ленку.
Он видел теперь, как часто стоял Галимбиевский у ее станка, отходил, а Ленка еще долго улыбалась себе. В обед она без особой причины хохотала и уходила из цеха, когда Галимбиевский особенно усердно всех развлекал.
Но Ленка — это было его светлое, Ленка — его лучшее. А свое лучшее Борис никому не хотел отдавать. Вот тогда-то Ленка сказала ему с негодованием:
— А тебе-то что?.. Даже зло берет. Лезут все…
И вот сегодня…
Утром, еще у проходной, Галимбиевский со странной улыбкой встретил Бориса и, ни слова не говоря, взял его кепку за козырек, натянул ее на глаза, больно сдавливая нос.
Чуть позже, уже во время работы, сказал Борису:
— Что ты за мной следишь, как черт за грешной душой? Ты за Ленкой следи. Я же говорил, любую… обработаю.
Борис подошел к Ленке. Под глазами у нее будто кто мазутными пальцами водил — темные круги. И в лице — все не такое. Она глянула на Бориса, и он понял.
— Уже?.. — тихо сказал Борис. — Эх ты… дрянь.
Ленка страшно ткнулась в станок, как надломилась. Потом выбежала из цеха.
Галимбиевский ждал его у станка.
— Может, не веришь? Приходи. Дам координаты, где подождать. Сегодня. С условием. Первым пропущу я, а ты пригласи кого хочешь. В порядке очередности.