— Ты правда делаешь это каждый год? — спрашивает он, хватая еще один кусок теста, чтобы съесть.
— Ага. Мы делаем сахарное печенье, иногда и другие виды. Во время каникул я в основном питаюсь сахаром.
Он смеется. — Звучит неплохо.
— А ты? Что твоя семья делает на каникулах?
— Там только мой отец, брат и я. Это довольно сдержанно. Ничего общего с семейными традициями Уолтеров. Определенно никакого милого фигурного печенья. — Он держит формочку для печенья в виде снежинки.
Его мама умерла, когда он был маленьким. Кое-что, что я знала от Феликса, но никогда не слышала упоминания Тедди.
— Вы не печете вместе на каникулах?
— Нет. Мой папа готовит две вещи — спагетти и стейк. В остальные вечера недели мы едим вне дома, готовим бутерброды или что-нибудь попроще.
— А что насчет тебя?
— Я не готовлю, если могу.
— Если бы мне приходилось есть одно и то же два раза в неделю, думаю, я бы научилась.
— Я люблю спагетти и стейк.
Мы оба смеемся.
— Они готовы к выпечке. — Я указываю на кастрюли.
Я ставлю таймер, пока он ставит их в духовку.
— Ты когда-нибудь делал домашнюю глазурь?
Он поднимает бровь. — Даже не знал, что это такое.
— Тебе нравится глазурь?
— Черт возьми, да.
— Всего лишь уточняю. Это не входит в твою диету со спагетти или стейками.
Мы двигаемся по кухне. Я достаю ингредиенты, он достает мерные стаканчики, и вместе мы готовим глазурь из сливочного крема, которой хватит на вдвое большее количество печенья, которое мы испекли.
Я протягиваю ему ложку, чтобы он попробовал. Он наклоняется вперед, его губы приоткрываются, а язык высовывается, как раз перед тем, как его рот накрывает конец ложки.
Он стонет, отстраняясь, глаза закрываются, и бабочки роятся в нижней части моего живота.
— Хорошо?
Он кивает, глаза все еще закрыты. — Так чертовски хорошо.
Я все еще смотрю на его рот, когда он наконец открывает глаза. Я испытываю нелепую гордость от его похвалы.
Таймер гаснет, и я быстро достаю печенье из духовки.
— Теперь нам просто нужно подождать, пока они остынут.
— И тогда мы сможем их украсить?
— Если ты хочешь.
— Я хочу, — говорит он, и его взгляд падает на мои губы.
Я отступаю назад и внезапно осознаю, что вся в муке и глазури. — Я в беспорядке.
— Да, я тоже. — Он смотрит на свою рубашку.
— Я собираюсь привести себя в порядок.
— Хорошо. Потом, если ты все еще хочешь, мы можем пойти за ёлкой.
Я почти ожидала, что к этому моменту он уйдет. Прошло несколько часов с тех пор, как Феликс и Стелла ушли, а это значит, что они дома и уборщики работают. Мое время наедине с Тедди истекает.
— Хорошо. — Я выдыхаю. — Да, пойдем за елкой.
***
На роще Тедди идет рядом со мной, и мы медленно идем сквозь ряды елей и елей. Это идеальная погода для покупок ёлок. Небо пасмурно, и идет легкий снег. У них играет праздничная музыка, а по периметру стоянки развешаны гирлянды, чтобы добавить рождественского духа.
— Это как оказаться в снежном шаре. — Я вытягиваю руки в стороны и поворачиваюсь по кругу.
— Тебе правда нравится Рождество, да?
— Разве не всем?
— Все любят каникулы и подарки, но нет, я не думаю, что всем так нравится Рождество, как тебе.
— В этом что-то есть, — говорю я, взглянув на него. Кончики его волос вьются вокруг края черной кепки, низко надвинутой и закрывающей уши. — Это волшебно. Свет, запахи, радость. В это время года все кажется возможным.
Сразу после того, как я произнесла эти слова, я чувствую себя немного глупо, но Тедди усмехается мне. — Мне тоже нравится Рождество. Когда я был маленьким, моя мама придавала этому большое значение. Мне этого не хватает.
— Что она делала?
— Она готовила имбирные пряники. Она покрывала глазурью только половину печенья, как будто оно было обмакнуто в глазурь. Хотя я не знаю почему. Возможно, они такими и должны быть. И она собирала снеговиков. — Он улыбается. — Я забыл об этом. Они были по всему дому.
— Я люблю это.
Мы бродим по рядам. Сегодня здесь много семей и пар, выбирающих свою идеальную ёлку. Я останавливаюсь перед большой елью. Это красиво. Я наклоняюсь и вдыхаю аромат.
— Это тот самый? — спрашивает Тедди.
— Нет. — Я вздыхаю и провожу рукой по ветке. — Он слишком большой для хижины и слишком дорогой. — Я указываю на ценник в триста долларов. — Кроме того, Феликсу и Стелле больше нравится пихта Дугласа, поэтому мы всегда берем такую. Но этот пахнет лучше.
Он подходит ближе, его рука касается моей, и он вдыхает. — Пахнет довольно хорошо.
— Я же говорила. — Я отхожу и направляюсь к ёлкам поменьше, многие из которых имеют странную форму или не такие высокие. Позади них висит табличка «половина скидки».
— Рождество Чарли Брауна? — спрашивает Тедди.
— Этим елкам тоже нужна любовь. — Я обхватываю рукой верхушку лучшей из уродливых, ненужных елей Дугласа. — Что ты думаешь?
— Я думаю, если кто и может сделать эту ёлку красивой, так это ты.
От его комплимента и того, как он на меня смотрит, мои ноги становятся резиновыми. Возможно, Стелла была права, и Тедди видит во мне нечто большее, чем просто младшую сестру Феликса. Эта мысль вызывает у меня головокружение от надежды. Я делаю шаг, покачиваюсь и падаю к нему вместе с ёлкой.
Тедди обнимает меня одной большой рукой, а другой поддерживает елку. Я прижимаюсь к нему. Он теплый и крепкий, и смесь запахов — снега, деревьев и “его” самого — делает меня совершенно беспомощной.
— Ты в порядке? — Я чувствую, как вопрос урчит в его груди. Интересно, значит ли это, что он чувствует, как бьется мое сердце?
Я неохотно выхожу из его хватки. — Идеально.
6
К тому времени, как мы добираемся до хижины с ёлкой, снег уже падает и покрывает землю толстым слоем. Тедди паркуется, а я выскакиваю и смотрю в небо.
Я высовываю язык и ловлю большую снежинку. Когда я оглядываюсь на Тедди, его кепка покрыта белым, и он ухмыляется мне. Он наклоняется и с злобным блеском в глазах зачерпывает пригоршню снега.
— О, нет, — говорю я, пока он утрамбовывает снег. Я готовлю свой снежок, но он быстрее, и большая мокрая куча снега швыряет мне в руку.
Мы бросаем друг в друга еще больше снежков, бегая по маленькому двору. Мои все пропускают. Возможно, он плохо катается на лыжах, но зато быстро стоит на ногах. Он подходит ко мне и обнимает меня за талию, чтобы я не бросила в него еще одну.
— Перемирие. — Его голос грохочет рядом с моим ухом.
Я поворачиваюсь в его объятиях, наши лица находятся в нескольких дюймах друг от друга. В его серых глазах светится озорство и что-то еще, чего я не могу понять.
— Перемирие, — соглашаюсь я. Он отпускает меня, и я стреляю с близкого расстояния. Этот его достанет.
Он качает головой и смеется. — Ну давай же. Нам лучше занести твою ёлку внутрь.
Вместе несём его в хижину. Тедди выходит на улицу, чтобы стряхнуть снег. — Там действительно что-то происходит.
— Ага. — Я достаю телефон из кармана. — Я думала, что Феликс и остальные уже вернутся
— Ноль шансов, что его машина проедет по этим дорогам, пока они их не очистят.
— Черт, ты, наверное, прав.
Я звоню по FaceTime, Стелле. Она отвечает, держа в руках кошку наших родителей Усика. — Посмотри, каким большим он стал.
— Вы все еще в Скотсдейле?
— Ага. Ребята решили сыграть в гольф на девять лунок, пока здесь чистят ковры. Они должны вернуться в любую минуту. Как дела с…
— Вам нужно поторопиться. Идет снег. Типо много. Дороги полностью засыпаны, и похоже, что в ближайшее время это не остановится.
Ее брови сошлись посередине, и она опускает Усика. — Подожди. Феликс только что пришел.
Я слушаю, как она передает информацию моему брату. Через минуту звонит телефон Тедди. Мы со Стеллой молчим, пока они разговаривают.