Она отступила на шаг. На открытом личике смущение сменилось испугом пополам с удивлением:
— Но… Вы сказали, что вам просто Снегурочка нужна. На вечер. Для племянника, — принялась оправдываться, запинаясь чуть не на каждом слове.
— Кира, — я старался говорить по возможности мягко, хотя внутри все закипало от недовольства и обиды. — Кого ты сейчас видишь перед собой? Мальчика Алешеньку четырех лет от роду?
— Н-нет… Вас…
— Кого — вас? Деда Мороза?
— Вас — Никиту Алексеевича, — по-прежнему не понимая, о чем я пытаюсь сказать, покачала головой девчонка.
— Вот и я, Кира, вижу перед собой не Снегурочку, а очаровательную девушку, которой явно некуда идти. Мне эта девушка очень нравится, и я хочу помочь ей, но она почему-то отказывается, отталкивает меня изо всех сил! Почему, Кира? Я тебе настолько не симпатичен?
На длинных пушистых ресницах девчонки выступили слезы. Она пару раз моргнула, не отводя взгляда, вздохнула судорожно. «Похоже, перестарался. Она все-таки не акула бизнеса, с техникой жестких переговоров не знакома, а я тут прессую малышку по полной», — отругал сам себя. Стало стыдно, захотелось загладить вину, утешить девчонку. Но она собралась с духом и заговорила первой, отвечая на вопрос:
— Вы хороший, Никита Алексеевич. И внешне очень приятный. Только слишком взрослый и серьезный.
— Слишком взрослый, значит? — хорошо, хоть стариком не обозвала.
А ведь и правда: между нами лет десять разницы. Только вот моделек из агентства такая разница отчего-то никогда не смущала… А Снегурочку? Её — смущает? Я не стал гадать, спросил прямо:
— Кира, скажи честно: если бы я был моложе лет на пять или десять — нравился бы тебе больше?
— Ой!.. Я не это хотела сказать, вы не старый, — осознала свою бестактность девчонка. — Извините!
— Хорошо, — я выдохнул длинно, снова приказал себе успокоиться и вернулся к тому, с чего начали: — Так расскажешь мне, что случилось? Почему ты собираешься ночевать на вокзале?
Кира замерла передо мной, словно кролик перед удавом. Задрожала ресницами, подбородком. Я прямо видел, как борются в ней два противоположных чувства: гордость и беззащитность. Как хочется ей поделиться своей бедой, и как она запрещает себе обременять меня своими проблемами.
— Я все равно не отступлю от своего, понимаешь? И все узнаю, если не от тебя, так от других. — пригрозил глупышке. И тут же смягчил угрозу: — Потому что не могу отпустить тебя, не хочу отпускать.
Кира отступила еще на шаг. Уперлась спиной в стену, как-то совсем по-детски вытерла вынутой из кармана пушистой варежкой под носом и заговорила:
— Меня сегодня… вчера, то есть, хозяйка из квартиры выселила. Без предупреждения. А тут — праздник, каникулы, кто разъехался, кто в гости ушел. А я до седьмого января подписала договор с агентством «Праздник для всех», что Снегурочкой у них работать буду.
— Понял, понял. Попытаешься расторгнуть договор с ними — попадаешь на неустойку. А жить тебе негде. Так?
— Так… — повесила нос моя Снегурочка, а я чуть не рассмеялся от облегчения: всего-то? И это — вся трагедия?
Из университета не исключили, бабушка больная где-нибудь в деревне не умирает, и сама девчонка, слава Богу, здорова.
— Ну надо же, так ты, получается, Снегурочка без определенного места жительства! — подмигнул ей, надеясь подбодрить этой незамысловатой шуткой.
— Ага. Бомжую со вчерашнего утра, — на губах Киры проступила невольная улыбка, подтверждая, что чувство юмора не отказывает малышке даже в таких вот сложных ситуациях.
Напряжение, сжимавшее мои внутренности, отступило, и я выдохнул с облегчением:
— А ты — боевая девчонка, Кира. Не теряешься. Уважаю! И не отпущу тебя никуда — даже не спорь! Пошли за стол.
— Пойдемте, — согласилась Снегурочка и принялась расстегивать свою расшитую блестками и искусственным мехом шубку.
Я подошел, положил руки ей на плечи, чтобы забрать и повесить одежду в шкаф. Заглянул в синие глаза: они оказались так близко, и смотрели так завораживающе! Сглотнул вдруг пересохшим горлом и потянулся к пухлым губкам Киры, от которых сладко и томно пахло малиной…
8. Первый поцелуй
1 января 2019 года
Кира
Я вышла из детской комнаты, где забылся сладким сном усталый мальчик, и увидела в прихожей перед зеркалом Брагина. Он уже избавился от костюма деда Мороза, и, кривясь от неприятных ощущений, заканчивал отдирать накладную бороду. Заслышав наши с Кариной шаги, мужчина обернулся. Его глаза пробежались по мне и вспыхнули, выдавая, что Никите Алексеевичу очень нравится то, что он видит. Или та. То есть я.
Он без грима на лице и безразмерной красной шубы тоже выглядел отлично, даже потрясающе! Высокий рост: на голову выше моего. Сильные плечи. Отличная фигура без малейшего намека на лишний вес. Проступающий под обтягивающей водолазкой рельеф выпуклых мускулов. Лицо с правильными, чуть резкими чертами, желтые, как у тигра, внимательные глаза и густая темно-каштановая шевелюра без намека на залысины. «Ему бы не агентством управлять, а на обложках глянцевых журналов красоваться», — подумалось ненароком.
И этот шикарный мужчина смотрит на меня с явно недетским интересом? На меня, бедную студентку, Снегурку с нарисованными черными бровями, румяными щеками и смешной шапочкой с помпоном на голове? Верилось с трудом.
Еще труднее было поверить Никите, когда он принялся убеждать меня, что не хочет никуда отпускать и готов взвалить на свои широкие плечи все мои неприятности. Но… он умел уговаривать. Я и сама не заметила, как проболталась о том, что мне негде жить. После этого признания гордо уходить в ночь смысла уже не было, и я приняла приглашение вернуться за стол и задержаться в гостях.
Получив согласие, Брагин шагнул ко мне — большой, теплый, надежный. Водрузил на плечи горячие ладони, вроде как для того чтобы помочь избавиться от верхней одежды. А потом склонился вдруг, заглянул в глаза, словно отыскивая в них ответ на незаданный вопрос… и — поцеловал!
Наверное, если бы он действовал более напористо и жестко — я бы оттолкнула его, попыталась вырваться, может, даже залепила бы пощечину. Но Никита просто прижался губами к моему сомкнутому рту и остановился.
Его пальцы едва ощутимо дрожали на моих плечах. Он тяжело дышал, словно пробежал стометровку. И — ждал, оставляя мне возможность самой решить, быть или не быть этому поцелую, этому внезапному сближению. Его способность сделать решительный шаг и тут же остановиться, давая свободу выбора, сбивала с толку. Околдовывала. Лишала сил и желания сопротивляться.
Я почувствовала, как резко ослабли и начали подгибаться коленки. Казалось, еще чуть-чуть — и я просто сползу по его телу на пол, растекусь по светлому ламинату бесформенной лужицей. Все, что я могла сделать, чтобы не упасть — это уцепиться руками за сильную шею мужчины. И я подняла руки. Закинула их ему на плечи. Обняла ладошками затылок, с восторгом ощущая под пальцами рассыпчатые жестковатые завитки чуть длинноватых волос, от которых пахло сгоревшими бенгальскими свечами, свежими мандаринами и, почему-то, зимним лесом.
Мой дед Мороз, оказавшийся вовсе не дедом, а молодым притягательным мужчиной, отозвался на это движение хриплым вдохом. Его губы дрогнули, раскрылись и втянули сразу обе моих губы. Это было странно, непривычно, но очень приятно. Я расслабилась, разжала зубы, давая понять, что хочу продолжения, и тут на меня обрушилась цунами из поцелуев, и каждый из них был особенным, незнакомым и казался неповторимым. Так страстно и умело меня еще никто и никогда не целовал.