Я с трудом закрываю дверь и в изнеможении приваливаюсь к ней спиной. Что делать дальше, понятия не имею…
Зато Морозов, похоже, даже в своем не вполне адекватном состоянии готов раздавать приказы.
— Там, за подсобкой, выход в пристройку с баней, — хрипло сообщает он и, пошатываясь, останавливается возле груды ковриков-пенок. — Только не знаю, как там с дровами. Сейчас…
— Посмотрим! — я устремляюсь в указанном направлении даже раньше, чем он успевает договорить. Слишком уж опасаюсь, что с ним что-нибудь случится там впотьмах в таком состоянии.
Подсобная дверь видна только вблизи, очень уж в землянке сумрачно. Особенно в том углу, где она находится. Фонарик уже почти совсем разрядился, и я задерживаюсь, чтобы расставить по дороге ещё несколько зажженных свечей в граненых стаканах.
В их мягком освещении наше убежище приобретает неожиданно романтический флер. Даже грубый стол кажется гораздо привлекательней, чем в прежнем скудном антураже.
…а уж о самом Морозове и говорить нечего, мелькает у меня провокационная мысль, когда я оглядываюсь на его неподвижную высокую фигуру. Романтический герой как есть!
Он смотрит мне вслед, и слух улавливает отзвук его тихой усталой усмешки…
А потом он направляется за мной.
Игра света и тени от свечей на тёмных бревенчатых стенах придаёт маленькой баньке таинственный, почти сказочный вид. Как будто находишься в мрачном домике Бабы Яги на куриных ножках. И даже пар от теплого дыхания в холодном воздухе помещения кажется сюрреальным туманом.
Минут пять мы вместе обследуем все углы в поисках драгоценного топлива. Но нигде не находим ни полена, ни палочки, ни веточки. Но Морозов всё равно и не думает унывать.
— Так я и думал. Дров здесь нет… — говорит он и тяжело приваливается к закопченой стене. А потом указывает на высоченную колонну каких-то странных кирпичей. — Но зато есть топливные брикеты. Прессованное дерево… Хм, умно. И эффективно.
— Мы сможем ими прогреть дом, если откроем внутрь дверь из бани? — с надеждой спрашиваю я.
— Сможем. Температура в любом случае повысится, — голос Морозова почему-то кажется мне не совсем внятным, как будто у него язык заплетается. — Только растопкой тебе придётся заняться без меня.
— Почему? — не понимаю я. — Ты же тут очень быстро отогреешься!
— Потому что у меня переохлаждение, — убийственно спокойно констатирует Морозов всё тем же заторможенным голосом. — Я знаю симптомы, мне нельзя резко отогреваться. Надо постепенно. Так что я пока побуду в предбаннике.
— Хорошо, — я провожаю его тревожным взглядом и стискиваю коробок спичек так сильно, что он с хрустом сминается в лепешку.
К счастью, случайное повреждение упаковки на содержимом не сказывается. «Кирпичи» из прессованного дерева вспыхивают в маленькой железной печурке почти сразу же и без той характерной возни, которой отличается растопка дровами. А вытяжная труба, которая помогла мне недавно обнаружить это убежище, прекрасно справляется с дымом.
Я смотрю на дело своих рук с восторгом и еще пару минут блаженно греюсь возле уверенно разгорающегося огонька.
Теперь только осталось открыть двери предбанника и подсобки пошире. Плюс подпереть их чем-нибудь, чтобы теплый воздух побыстрее проник в землянку и прогрел её. Топливных брикетов на одну ночь точно хватит! А потом можно будет даже растопить снег и помыться…
Но когда я перешагиваю за порог бани, все мои планы выметает из головы напрочь. Недавний кошмар повторяется наяву второй раз.
— Матвей!
С похолодевшим сердцем я бросаюсь к лежащей на полу предбанника фигуре.
Глаза закрыты, лицо кажется смертельно бледным… а сам весь трясётся в пугающе сильном судорожном ознобе…
Господи, только бы не потерял сознание…
Я лихорадочно ощупываю вздрагивающего Морозова и похлопываю по щекам — пока что слабо, — стараясь растормошить.
— Всё в порядке… — вдруг слышу от него сонное бормотание, причём глаз он так и не открывает. — Полежу тут немного… просто устал. Ника…
— Что? — выдыхаю я облегченно.
— Только не разогревай предбанник слишком сильно… — Он морщится, выдавливая из себя каждое слово неповоротливым языком, и я прямо чувствую, как он уплывает в очередное забытье на моих глазах. — С моим переохлаждением нельзя. Последствия опасные для сосудистой системы… А после недавней травмы — особенно.
— А как правильно? Я же не знаю!
— Надо отогреваться в комнатной температуре… чтобы не выше нормального человеческого тепла…