Бух!
Кто-то раздраженно входит в туалет и цокает по направлению к умывальникам. Стоит там несколько секунд, то ли поправляя макияж, то ли просто разглядывая себя в зеркало.
А затем я слышу характерные звуковые сигналы набираемого номера и… голос Павлины. Нервный и жалобный.
— Алло! Дядя Герман, ты сейчас можешь говорить..? Ох, конечно-конечно… я коротенько!
И к моему тихому отвращению, она торопливой скороговоркой рассказывает собеседнику о недавнем, казалось бы, незначительном инциденте со стаканом воды в палате Морозова.
— …не знаю, что теперь делать! Ты можешь напомнить, что мне грозит, если состав вдруг реально проверят? Ну я забыла просто!.. Отпечатки?.. М-м… нет! — радостно восклицает она. — Я не касалась самого стакана! Уф-ф… спасибо, дядя Герман, ты мой герой! С меня причитается за срочное снятие стресса. Натурой..? — она звонко хихикает. — Ладно-ладно, не настолько уж! Того эксперимента с тобой в позапрошлом году у тебя в кабинете мне более-чем хватило, так что я теперь только по традиционной теме… никакой тебе больше попки, понял? Только классика! А то я потом неделю сидеть нормально не могла, всё болело… [*]
Я слушаю все эти интимные откровения с круглыми глазами. Даже слезы как-то незаметно высохли.
— Кто..? А-а, Батянин. Да, он здесь, — продолжает ворковать успокоившаяся притворщица. — Команду спасателей сильно напряг из-за Матвея и его девки, говорят… кстати, на пару с твоим драгоценным заказчиком земельного тендера! Похоже, они уже спелись… Ой! Да не ори ты так, аж в ухе зазвенело. Не получилось через Морозова, так через сынка заказчика попробую. Николай его зовут, уже познакомились… А то! Я девушка энергичная, дядя Герман, — самодовольно добавляет Павлина и, судя по возобновившемуся цоканью каблучков, направляется на выход. — Он у меня уже с руки готов есть…
Хлопает небрежно закрытая дверь, после чего в туалете воцаряется прежняя тишина. Только теперь я замечаю, что до сих пор сижу с приоткрытым ртом. И медленно возвращаю челюсть на место.
Ну и штучка же эта Павлина…
Да на ней пробу ставить негде! С дядей и по сей день развлекается, Морозову рассказывает о своей великой любви, а теперь еще и до Кольки добралась. Может, она нимфоманка?
[*] О тайном «взаимодействии» Германа Мрачко и Павлины упоминается в истории «Босс для Несмеяны» (см. главу 2. Дурные наклонности семейки Мрачко)
Глава 37. Формат популярности
— Нова, ну ты чего такая?.. — в который раз спрашивает Зая, плюхаясь рядом, и дружески толкает меня плечом. — Хватит грустить! Вам с Матвеем же так повезло в той лавине… Это же всё равно что в счастливых рубашках родились оба! Глянь, вон и гаденыша Кольку как подменили, такой вежливый стал! Все глаза о твою спину сегодня обмозолил. А за всё утро ни одной мерзости не ляпнул. Это прогресс, я считаю!
Я машинально бросаю взгляд в его сторону.
Колька и правда сегодня нехарактерно молчаливый и серьезный. И свита дружков-подпевал, включая его тезку из общаги, выглядит необычно пришибленной. Как будто лидер вызвал у них короткое замыкание в мозгах сменой обычного поведения на резкие сто восемьдесят градусов.
Муки совести замучали?..
Нет, не думаю. Скорее, это папаша наконец достучался до избалованных мажорских мозгов и провел там перестановку жизненных приоритетов.
Качественно, кнутом и пряником.
— Мне всё равно, — отворачиваюсь обратно и снова принимаюсь гипнотизировать преподавателя на нижнем уровне нашей амфитеатроподобной аудитории.
Народу сегодня собралось много, сразу с нескольких курсов нашего факультета. И сейчас нам битый час разьясняют, как именно будет происходить объединенный экзамен по основам философии.
Что ж, зимняя сессия обещает быть напряжной. Как обычно.
— Ладно, я поняла, — не сдается моя верная подруга. — Ты переживаешь из-за того, что тебя из больницы выписали, а Морозов пока еще там. Слушай, расслабься, а? Уверена, скоро он будет как огурчик, уж при его-то иммунитете! Блин, подумать только… — она восхищенно качает головой. — Бродить в горах на таком холоде без куртки почти два часа ради того, чтобы его девушка не замерзла. Вот это мужик, я понимаю. Кремень!
Ее легкий шутливый тон каким-то непостижимым образом пробивает глухую броню моей апатии гораздо быстрее, чем настойчивые обеспокоенные расспросы.
И я сдаюсь, пряча лицо в ладонях.
— Нет, Зай… — шепчу приглушенно. — Дело вовсе не в этом.
— Тогда в чем?
Некоторое время молчу. Стыд и горечь сковывают язык не хуже парализатора. Но Зая — единственный человек в моей жизни, который способен понять меня и поддержать, как никто другой. Искренне и чистосердечно.