— Это довольно грязная история. И я в ней выступал в роли безмозглого идиота.
— Все мы ошибаемся, — деликатно замечаю я. — Расскажешь?
— Расскажу, раз уж обещал. Только по дороге в гостиную, где нас с тобой ждет ужин. Большего внимания эта тема и не заслуживает, — крепко взяв меня за руку, Морозов направляется на выход и продолжает лишь на лестнице: — Мы с Павой встречались примерно полгода в те времена, когда я еще только раскручивал «Морозный клан». Юные, пылкие, восемнадцатилетние… Тогда мы только начали обретать настоящую популярность. Но познакомился я с ней гораздо раньше, еще подростком, через бывшую подружку Волчарина. Идеализировал ее, посвящал песни собственного сочинения… а Пава мне активно подыгрывала, прикидываясь ангелочком. Я слишком поздно понял, что она манипуляторша, каких поискать. До безумия обожает все эти психологические игры в горячо-холодно и наслаждается своей властью над мужчинами. А со мной ей играть понравилось больше всего. Она видела во мне большие перспективы и очень хотела стать официальной представительницей рок-группы.
Он рассказывает об этом спокойным, почти безразличным тоном, но я чувствую, как тяжело ему дается эта тема. И мое сердце сжимается от сочувствия.
— А как ты это всё понял? — спрашиваю тихо.
— Не сразу. Первое сомнение возникло, когда я обнаружил, что она совсем не такая невинная, какой прикидывалась. Вот только упрекнуть мне ее было не в чем, потому что прямым текстом она не говорила, что у нее никогда никого не было. Но косвенных намеков на ее строгие принципы и желание найти своего первого-единственного было немерено. Хоть ложкой черпай… И я черпал. И всё проглатывал, как последний идиот.
— Первая… — я запинаюсь, но произнести слово «любовь» в таком контексте язык не поворачивается. — …первая влюбленность нас всех заставляет закрывать глаза на несостыковки, Матвей. Ты был не идиотом, а просто глубоко чувствующим человеком. Всё остальное — это проблемы самой Павлины.
Он останавливается на верхней ступеньке, чтобы бросить на меня сверху вниз мягкий внимательный взгляд.
— Знаю, Ника. Я это знаю.
— Так что же случилось? Что она такого сделала, что ты поседел?
— Она умерла, — буднично сообщает Морозов.
— В смысле?!
— В прямом. Ну, по крайней мере я в это поверил тогда.
— Павлина имитировала свою смерть? — в шоке спрашиваю я.
— Нет. Она всего лишь соврала, что улетает на выходные в свою любимую Италию. Но не ожидала, что самолет до Милана в этот день разобьется. Никто из пассажиров не выжил. Я выяснил это в субботу утром. А в воскресенье вечером решил поехать к ее единственному родственнику, чтобы принести свои соболезнования. Он ее двоюродный дядя.
Жуткая догадка заставляет меня прошептать потрясенно:
— Дядя Герман?..
— Да. Только тогда я понятия не имел, как его зовут и чем он занимается. Знал только адрес. А когда поздним вечером подъехал к загородной даче этого дяди, то увидел его со спущенными штанами на веранде. Вместе с Павой и ее задранным платьем. Они очень тесно и очень бурно прощались там, отмечая отлично проведенные выходные.
— И что ты сделал? — шепчу я, с болью глядя в его непроницаемые синие глаза.
— Ничего. Развернулся и ушел. А в понедельник, когда подошел к зеркалу, чтобы побриться, обнаружил в своих волосах седину, — Морозов кривовато усмехается и пожимает плечами. — Вот и вся история. Грязная и пошлая.
Глава 42. Весна в сердце
Ужин, который нам доставили из ресторана, выглядит очень аппетитно. Нам привезли полный комплект на две персоны — и первое, и второе, и десерт — кстати, в виде белоснежного сливочного мороженого, которое я очень люблю.
Но я сижу за столом и только вилкой ковыряю в своей тарелке.
После таких откровений кусок в горло не лезет, слишком уж я близко к сердцу принимаю всё, что касается Морозова. В том числе и его прошлое…
Да, наверное он уже всё это давно пережил и справился с потрясением от предательства Павлины. Но я не могу не думать о том чудовищном двойном ударе, который на него обрушился когда-то.
— Ты почти ничего не ешь, — констатирует очевидный факт Морозов и складывает на свою тарелку столовые приборы.
Уж кто-кто, а сам он отсутствием аппетита, похоже, не страдает!
Минут десять уже как отлично расправился со своей порцией, виртуозно орудуя ножом и вилкой. Только почти все время смотрел при этом на меня, а не на свою еду. Точь-в-точь как долго голодавший уличный мальчишка, который планирует залезть в тарелку к соседу.