Меня чуть-чуть пошатывает, когда в коридоре номера я развязываю туфли, но потом я с блаженством опускаю уставшие ноги в мягкие тапочки. Пока я сижу и рефлексирую, Саша быстро отправляется в ванную. Реально быстро, ведь парни всегда делают это шустрее. Потом приходит и моя очередь, я выуживаю рубашку из сумки и прямо так, в платье, ухожу умываться. Стираю макияж, чищу зубы. Переодеваюсь. Впервые думаю о том, что стоило выбрать какую-нибудь домашнюю пижаму поскромнее, с енотами или лисичками, а не атласный трындец с черным кружевом. Но мозгов видимо с возрастом больше не стало. Платье и косметичку оставляю прямо в ванной, завтра, хотя уже и сегодня, буду сумку собирать.
Смело, насколько могу, шагаю в комнату.
Да, на мне просто ночная сорочка. Да, она с кружевом, но он вообще-то уже видел меня в купальнике, и чем его удивишь?
Но нет. Удивлен. Смотрит на меня так странно, хотя… ничего странного. Как надо, так и смотрит.
А потом щелкает выключателем, и в номере резко темнеет. Дневная сказка закончилась. Я медленно и почти на полупальцах подхожу к окну — единственному источнику света в этом пространстве, а Саша снова становится за моей спиной.
— Скажи, это нормально так делать? У меня ведь не железные нервы. Я не могу держать себя в руках, — очень тихо, но с прямым посылом говорит мне.
— Так не держи, — отвечаю быстрее, чем думаю.
Дневная сказка закончилась. А будет ли ночная?
Разрешаю делать все, на что он решится. В конце концов, мы взрослые люди, мы свободны в своих решениях, мы свободны по жизни, кто и за что нам выскажет? Я знаю его всего несколько дней, но как же он нравится мне! Даже за этот короткий промежуток времени и наше непродолжительное общение. Даже при том, что за стенами этой базы отдыха у каждого своя жизнь и свои обстоятельства. Всё это где-то там, а мы здесь. И нас двое, двое тех, кто хочет только одного...
Опять его руки на моей талии, а носом зарывается в волосы, которые еще пахнут шампунем и средствами для укладки. На инстинктах так хочу прижаться к нему, почувствовать его...
— У тебя давно не было мужчины? — вдруг спрашивает. И пусть вопрос этот не очень приятный, я понимаю, почему он звучит. Меня же выдают мои взгляды, мои движения, мурашки на моих руках.
— Да. С февраля.
— Черт, как ты жила?
— Не жила, — всё, что могу сказать. Действительно, так и есть: жить я начинаю только сейчас, в эту минуту, когда тело расцветает от его прикосновений.
Полоска кружева ползет вверх по коже, освобождая пространство для НЕГО. Саша погружается в процесс изучения меня, а сам проводит носом по шее. Я бы хотела видеть его лицо в отражении стекла, но увы, штора мешает и не дает мне сделать этого. Да, ощущения так острее, но мне нужны его глаза и его улыбка, катастрофически нужны. Разворачиваюсь, и тут же меня подталкивают назад, к окну, заставляя почувствовать холод через тонкую ткань штор.
— Саш, ты... — но я не могу ничего сказать, потому что на меня буквально обрушиваются с поцелуем.
Так вот он какой — наш первый поцелуй. Жадный, горячий, вкусный и долгий. И разрывать его совсем не хочется. Я не пытаюсь сравнить это с чем-то, что было в моей жизни раньше, ведь я точно знаю, что Саша ни на кого похож. Я лишь хочу, чтобы это не заканчивалось, чтобы звуки моего удовольствия и дальше тонули в терпком поцелуе, а его плечи были якорем в этом шатающемся мире.
Я забыла, что значит отдавать всю себя, когда этого хочет другой человек. Забыла, как разрываться на миллиард новогодних огней от того счастья, которое переполняет. Саша, отодвинув себя на второй план, старается для меня. Он это имел в виду, когда говорил, что мне должно понравиться всё? Тогда я понимаю, почему его заявления были такими уверенными.
— Саш...
— Полетала?
Боже, да. Я как праздничный фейерверк, разорвалась сотнями искр за эти несколько минут.
Я всё еще обнимаю его, не желая отпускать, и смотрю в глаза. Почему в них тянет, как в омут? И омут этот точно не тихий...
— Как в сказке, — шепчу одними губами.
— Давай ложиться спать?
В смысле, блин, спать? Все только начинается, нет? Мы еще даже до главного не дошли!
— Зачем? Разве...
Он отрицательно качает головой.
— На этом всё, Кир.