– Дедушка! – Испуганно вскрикнула Светланка, стараясь удержать его, и услышала хриплое дыхание. Глаза старца были закрыты. Лицо сливалось по цвету с седыми волосами. И весь он сейчас больше напоминал вылепленное из снега безжизненное изваяние, чем могучего воина, пышущего здоровьем и дышащего морозной силой снежного севера.
Посох звонко упал на пол площадки и, мелко подпрыгивая и выбивая частую дробь, откатился в сторону. Только тут девочка вдруг осознала, какая тишина стоит кругом. Ни рёва, ни воплей, ни смеха – ничего. Только тишь. И ещё тени становятся всё чётче и наливаются чернотой. Она подняла голову вверх и увидела вдруг, что висящий над землёй рисунок всё ещё наливается светом. И вскоре на него стало больно смотреть, но в то же время там, в глубинах тьмы, таящихся над ним, ясному детскому взгляду померещилось движение. В тот же миг с неба на землю упал и раскатился невидимыми бусинами эха резкий сухой звук сломанной деревяшки. И напитанная до предела силой руна тут же вспыхнула и взорвалась в вышине огненным, выжигающим глаза беззвучным салютом, заставляя маленькую фигурку внизу на круглой вершине ледяной башни съёжиться, зажмуриться, закрыть голову руками. А сотни голосов наверху ревели стенали, выли, не желая признавать своё поражение в почти уже выигранной битве.
Светланка не удержалась и, щурясь, взглянула туда. Небеса теперь от края до края словно затуманенное стекло закрывала белёсая, медленно затухающая пелена, отделяя мир живых от мира мёртвых. И по ту её сторону девочка, словно сквозь увеличительное стекло или на экране в кинотеатре, разглядела бессчётное множество движущихся едва различимых теней. Они клубились, извивались, точно дымы от костров, тревожимые ветром. Иногда в их сплетениях и изломах на мгновение угадывались очертания гротескных фигур – с огромными головами, или совсем без оных, но распахнутая пасть провалом зияла посреди живота; худых и невероятно высоких, будто жердь или наоборот необъятно толстых; маленьких, почти карманных, или напротив вдруг занимающих почти половину небосвода. И вместо лиц у всех этих призраков можно было различить лишь тёмные провалы глаз, но, казалось, что все они смотрят только на оцепеневшую от страха Светланку. И среди этих держащихся на почтительном расстоянии теней во тьме потустороннего мира одиноко стоял человек.
Он был очень красив и строен, точно герой со старинной картины. Но от его красоты, от его идеальности веяло такой жутью, как будто в открытую могилу заглядываешь. Тонкое лицо, обрамлённое белыми спускающимися на плечи волосами с аккуратно постриженной короткой бородкой кого-то напомнило маленькой. Вот только не помнила она ни у кого из своих знакомых таких холодных словно неживых глаз и такого выражения брезгливости с примесью раздражённого любопытства. Будто таракана рассматривает. Даже на какую-то короткую чёрную жердину для удобства одной рукой опёрся. Девочка невольно оправила одежду и пригладила выбившиеся из косичек волосы, чтобы быть похожей если не на махаона, то хотя бы на капустницу. Но только не на таракана, в самом-то деле! Выражение взирающего на неё лица не изменилось ни на гран. «Ну, и ладно, – вздохнула про себя Светланка. – Пусть на таракана. Зато очень редкой породы – «хомо тараканиус».
Незнакомец внезапно усмехнулся и, распрямившись, произнёс словно самому себе:
– Так вот кто у нас здесь. Надо же, какая. Прошёл бы мимо – не признал. – Он говорил спокойно, даже с улыбкой, но почему-то у девочки от его улыбки вдруг появилось такое чувство, что её вот прямо сейчас внесли в какой-то список, причём явно не на получение медальки, и поставили чуть ли не первой. По знакомству, так сказать. Очень захотелось откреститься от такой чести, вот прямо крест на крест огненными росчерками по ухмыляющейся роже, чтобы перепуганные мурашки перестали, наконец, бегать по спине из стороны в сторону с бешеной скоростью, шевеля сквозняком волосы под шапкой. Однако ладошки даже не думали нагреваться, предательски похолодев и мелко подрагивая и не предвидя ничего хорошего от подобной встречи. А в том, что они с мужчиной знакомы, маленькая почему-то не сомневалась. По крайней мере незнакомец её точно узнал. И от этого становилось ещё тоскливее и холоднее на сердце.