– Ну, что застыла? – Хозяйка, подав Морозу большую кружку, над которой, как ни странно, клубился пар, и получив в ответ благодарный кивок, подошла к девочке. – Ешь, не бойся. Не ведала я, что такая гостья здесь появиться. – Быстрый взгляд на Мороза. – Так что чем богаты, тем и рады. – Зима присела рядом на лавку и задумчиво и чуть печально поправила девчоночьи косички. – Если бы не время ускользающее. В другой раз мы с тобой обязательно всё наверстаем. – Она указала на стол и улыбнулась. – Ешь. В своём мире ты такого не попробуешь.
Вот уж точно! Такого Светланка и в самом деле ещё никогда не пробовала. Нет, горячего здесь, конечно, ничего не было, только тёплое. И вроде бы на взгляд всё походило на что-то из её дома, но на вкус – совсем другое!.. Сладкое, пряное, солоноватое, сливочное – какое угодно, но всё равно другое. И главное – невероятно вкусное. После первого же глотка «ягодного молока» стало тепло, по телу пробежались щекотливые искорки бодрости, и всё страшное, что увидел за сегодня девочка, показалось вполне себе терпимым. И жуткие великаны, первыми встретившиеся ей на этой земле, и ужас от сказочной ледяной тюрьмы, которую специально для неё наколдовал Брагги, и даже та смертная тоска, которая заглянула в сердце после знакомства с тем красивым, но явно недобрым мужиком по ту сторону небесных врат, Карачун его побери. Кстати…
– А кто такой Карачун? – прожевав очередной кусочек пирожка со снеженикой, спросила Светланка, запила его и испуганно замерла, наткнувшись взглядом на глядящие в упор чуть сощуренные глаза Волтанга. И в глазах этих сейчас не было ни улыбки, ни дружелюбия. Зима с Морозом выглядели не лучше. Только у них на лицах помимо прочего читалась ещё и тревога.
– Почему ты… – негромко заговорила женщина, но Мороз неожиданно перебил её, напряжённо уставившись в пол:
– Он – мой брат.
Девочка почувствовала, что спросила, что-то не то. Что этот самый пресловутый Карачун явно сделал что-то нехорошее, за что все присутствующие на него, мягко говоря, злятся. И ей захотелось как-нибудь замять разговор, как вдруг Волтанг, отведя взгляд и потирая колени, добавил с досадой:
– Если совсем точно, то он НАШ брат. Но по рождению он – близнец нашего Морозки. А по сути -его тёмная сторона, полная противоположность. И дом его находиться в на́ви.
– Нави? – переспросила Светланка.
– На изнанке мира, – тихо пояснил Мороз. – Он такой же чародей, как и я, только его сила на смерти растёт. И не на простой-любой, а на безвременной – той, которая раньше времени приходит и жизнь молодую обрывает. Оттого он и не должен среди живых находиться.
– Ага, а так хочется, – съехидничал Волтанг. – Это же так манит – неограниченную власть иметь. А его брат родной запер и не выпускает. Замки непробиваемые, неодолимые ставит, а ключик не даёт. Вот и сидит он в нави с супружницей своей, о власти без границ мечтая.
Девочка отодвинула тарелку. Есть расхотелось. Зато где-то в животе щекотно и неприятно заворочалось скользкое, потряхивающее предчувствие.
– А какой он? – глядя на стол и почему-то боясь ответа, спросила она как можно равнодушнее.
– Карачун-то? На лицо молод, а по годам – почти мне ровня. А я знаешь ли рождение всех миров видал, – так же спокойно, почти беззаботно ответил брат Мороза. Но взгляд его в разрез с голосом оставался внимательным и серьёзным.
– Красив он, – вдруг тихо сказала Зима. – Очень красив. И красой своей пользуется. К любой душе дорожку найдёт, коль захочет. Только глаза у него неживые, как и сердце. Оттого Ярилку с Весняной он уж больно не любит. Они – его полная противоположность. И прав муж мой – нечего ему делать не то что в мире людей, а даже здесь, среди великанов. Сохрани Триединый, чтобы он ключ от врат когда-нибудь заполучил…
Женщина вздохнула, а Светланка, не мигая, уставилась на неё, уже зная, кажется, ответ на свой следующий вопрос.
– А ключ этот как выглядит?
Однако ответил ей снова Волтанг:
– А вот как посох нашего Морозки. У него ключ запирающий, силу хранящего всё живое камня Алатыря несущий. А отпирающий значит будет должен знак разрушения носить.
Девочка молча придвинула поближе тарелку с белой «творожной» массой, разровняла ложкой поверхность, а потом так же ложкой старательно нарисовала вряд три ромбика, цепляющихся уголками и, словно наконечник, на палку насаженные.