Но ответить Светланка не успела. Мороз вдруг схватил девочку в охапку и вместе с ней перемахнул через борт саней, повалившись в пушистый сугроб. В тот же миг возок скрипнул возмущённо, и там, где только что сидели старец со спутницей словно из ниоткуда образовалась громадная куча снега. Красавцы скакуны тоже, наверное, не ожидали такого подарка судьбы. Звонко заржав, они прянули назад, но, как ни странно, никуда не рванули, а остались стоять на месте, неспокойно перебирая копытами, громко фыркая, вроде как даже порыкивая и обещая далеко не светлое будущее любому, кто к ним сунется. Светланка же онемела от страха и только хлопала глазами, воображая, что если из такой кучки комочек для снеговика слепить, он как раз к ней домой в окошко постучаться сможет, доведя соседей до сердечного приступа. Или до психушки. Вот прямо так за ручку и доведя. Задумавшись, она даже не сразу сообразила, что встревоженный чародей трясёт её за плечи, повторяя как заведённый:
– Светлана! Внученька! Пичужка моя синеокая! С тобой всё хорошо?!
– А? – Девочка проморгалась и уставилась на деда. – Дедушка, со мной-то всё нормально. А вот это что такое сейчас прилетело?
Мороз обнял её, прижимая к своей белоснежной пышной бороде и облегчённо выдохнул.
– Хвала богам всем. – И, отстранившись, сказал, заглядывая в перепуганные глазёнки: – Будь здесь. И ничего не бойся. Я сейчас… Сейчас я… Сейчас я этим сосулькам переросшим такое сияние устрою, что никакое полярное им в жизни больше не понадобится. Не могли обождать чуток…
Последние слова старец произнёс уже, видимо, сам себе, подбирая посох и вставая во весь рост. Но Светланка всё равно расслышала. Потом он сделал шаг, другой от саней и вдруг вырос раз так в пять. Движение посоха – и снег из возка, точно живой, взметнулся вверх весь, до последней снежинки, и обрушился лавиной на старого волшебника. Девочка зажмурилась, ожидая, что и её сейчас засыплет белым ледяным сугробом, но холод только немного тронул её лицо и отхлынул. Светланка открыла глаза и остолбенела.
Перед ней теперь стоял вовсе не знакомый дедушка Мороз из сказок и открыток её мира. Это был суровый могучий воин, витязь в серебристо-ледяной кольчуге и остроконечном шлеме, с густой белой бородой, надёжно скрывающей по своими волнами широкую грудь. В левой руке по-прежнему сжимал он свой посох, в правой же грозно сверкал гранями узкий прозрачно-льдистый меч. И всё это величие было намного выше обычного человеческого роста.
– Тридцати трёх богатырей не хватает, – ошалело прошептала девочка, почему-то вспомнив картинку из книжки, ту самую, где, по словам Пушкина, «люди из моря выходят».
В этот момент Мороз неожиданно вскинул руку с посохом, словно закрываясь щитом, и ещё один снежный комочек разбился о воздух прямо перед ним и осыпался у ног. Тут чародей сделал короткое и резкое движение, будто указал на кого, и с навершия сорвалась ослепительная бело-голубая звезда. Светланка проследила взглядом за её стремительным полётом, но столкновения с преградой не увидела. Потому как так же стремительно спряталась за борт саней, разглядев наконец нападавших. Но любопытство оказалось сильнее, и девочка снова осторожно высунула нос из-за возка.
Среди деревьев и камней, пригибаясь и прячась, смазанными тенями скользили призраки, ростом чуть повыше нынешнего деда Мороза-воина. И было их много, очень. Девочка насчитала двадцать, примерно, фигур, осторожно, перебежками приближающихся к ним. Вот один из ужасов резко выскочил на открытое место, крутанул кистью руки и размахнулся, намереваясь запустить в Светланкиного заступника мгновенно соткавшийся снежный ком. Но внезапно в грудь его ударила чародейная звезда. Призрака на пару секунд заволокло снежным облаком, а когда оно рассеялось, тот остался стоять неподвижном ледяным изваянием, с отведённой назад одной рукой и громадной палицей в другой. Грудь замороженного исполина закрывал матовый доспех, на плечах была накинута кипельно-белая шкура какого-то животного, а голову венчал устрашающе рогатый шлем, закрывавший половину лица. И всё это можно было бы назвать удивительно, необыкновенно красивым и по-своему завораживающим, если бы не голубой нечеловеческий цвет кожи, яростно светящиеся, не имеющие ни радужки, ни зрачков глаза, сквозь которые будто смотрела в этот мир холодная сжигающая всё вокруг звезда, и застывший на лице у великана оскал, от одного вида которого душа скоренько собрало вещи и убежало прятаться где-то в одной из пяток. А сердце, наоборот, рвануло в голову и, выбивая набат в ушах, орало мозгу: «Бежим!!!»