Дверь почему-то показалась мне удивительно тяжелой. Перед глазами все запрыгало, но потом встало на свои места, но на сей раз я даже не задумалась, почему это. Мало ли? Давление подскочило или как там, когда перед глазами все пляшет? Карпатский чай в голове играет.
Даниил всё ещё стоял у окна, опершись спиной о подоконник. В комнате ровным счетом ничего не изменилось, даже бумаги в том же порядке лежали на кровати, и мне ни с того ни с сего показалось, что они тут лишние, мешают только. С губ сорвался совершенно дурацкий и неуместный смешок, и я поймала на себе удивленный взгляд Котовского, но проигнорировала его.
— Что-то у нас тут… бардак, — слова как-то неуверенно прозвучали, и я, пытаясь отыскать точку опоры, устроилась на краешке кровати и принялась собирать бумаги.
Цифры проекта теперь превратились в непонятную кашу черных символов, и, глядя на них, я вдруг очень сильно захотела рассмеяться, но — сдержалась. Подумала, что не хочу делиться своим отличным настроением с Котовским, он, наверное, даже не поймет толком, почему мне так весело…
Кстати.
Почему мне так весело?
Ответ как-то упрямо не находился. Я закусила губу, чтобы привести себя в чувство. Получилось больнее, чем обычно, и все чувства были как будто обострены, но одуматься не получилось. Мне всё ещё хотелось развалиться на кровати и хохотать, как сумасшедшей. А самое главное, в голове не было ни единой здравой мысли относительно того, как это прекратить.
Я взяла себя в руки — или думала, — что взяла, — и принялась собирать рассыпавшиеся бумаги, укладывать их в стопку…
Чтобы спустя несколько минут уронить всё на пол и всё-таки рухнуть на покрывало и застыть, закрыв глаза и раскинув руки в стороны.
— Оля, всё в порядке? — в голосе Даниила звенели дразнящие нотки.
— Ага, — подтвердила я. — Всё просто чудесно!
Чтобы не уподобляться Витасе, я сбросила туфли, даже не обратив внимания на то, куда они полетели.
— Что за дурацкие правила, — ляпнула ни с того ни с сего, почувствовав, что просто обязана рассказать об этом Даниилу. — Ходить по дому в обуви! Кто это вообще придумал? Неужели у Богданы ноги не болят? И ей так удобно?
— Она с какого-то фильма привычку эту потянула, — голос Котовского звучал как-то очень далеко, и мне пришлось открыть глаза, чтобы посмотреть, куда он подевался.
Увы, но сколько б я ни крутила головой, Даниил от этого из воздуха не появился. Мне пришлось сесть, чтобы обнаружить его у изножья кровати, склонившегося над разбросанными бумагами и собиравшего их. И чего он так улыбается? Что случилось-то?
Я невольно залюбовалась мужчиной, когда он наконец-то собрал проклятые бумажки и выпрямился, пытаясь найти место, куда можно было бы уложить все документы по проекту. Этот внимательный прищур глаз, вечная усмешка на губах.
Как я могла вообще когда-то его ненавидеть? Как могла считать Даниила скотиной, просто затягивающей своих подчиненных в постель.
— Даня-а-а? — протянула я, как будто была пьяная донельзя, что даже три слова в кучу собрать не могу.
— Что? — Котовский пересек комнату и старательно запихивал бумаги в какой-то файлик, а я перевернулась на живот, подперла голову кулаком и внимательно наблюдала за каждым его движением, жадно ловила даже тень улыбки.
— А у тебя были служебные романы? — поинтересовалась я, как будто это сейчас было главной темой, которую нам следует обсудить.
— Не было, — усмехнулся Даниил. — Обычно я против.
— А со мной? — хитро поинтересовалась я, хотя в здравом уме ни за что не решилась бы задать такой вопрос.
— А с тобой ты ж не поддаешься, — закатил глаза Котовский, поворачиваясь ко мне.
— А с теми блондинками васнецовскими?
— Ну они же васнецовские, — пожал плечами Даниил. — Не мои. Так почему у меня должно с ними что-то быть?
— Слушай, — я попыталась устроиться поудобнее, краем глаза заметила, что проклятое платье задралось, обнажая ноги чуть больше, чем это было бы приличным, но даже и не подумала его одернуть. — Как ты можешь быть до сих пор одиноким?
— О, — фыркнул Котовский, — тебя так волнует этот вопрос.
Он, поддаваясь, сел рядом со мной на кровать, и я поспешила устроиться рядом, тоже сесть, чтобы это не выглядело совсем уж неприлично. Впрочем… Мы же взрослые люди! Кого интересуют эти приличия?
— Ну да, — кивнула я. — Я ж тебе уже сколько голову морочу. Любая другая девушка давно б уже с радостью прыгнула к тебе в койку и сделала все, что ей скажут, а я ещё нос ворочу. И притворство это с невестой. На кой тебе это надо, Котовский? С твоей-то репутацией?