Но одно дело – расстаться с парнем. И совсем другое – принять это как факт. Нет, первую ночь я довольно неплохо убеждала себя, что поступила правильно. И шоколадное мороженое, которое я утром могла съесть целиком, не выделяя львиную долю Нику, вроде бы подтверждало эту здравую мысль.
Но когда, встав спозаранку, я обнаружила в ванной забытую им зубную щетку, накатила вдруг такая тоска, что аппетит пропал напрочь. А еще вспомнилось, что в ближайшие выходные мы вдвоем должны были пойти покупать новый телевизор. И каталог свадебных платьев вдруг некстати попался под руку.
Словом, в универ я в тот день не пошла. И на следующий день – тоже. Я сидела в пижаме на диване, пересматривала на компе наши с Ником фотографии и рыдала.
Я уже почти готова была признать свое поражение и ему позвонить, когда вмешалась Маринка.
– Ты еще извинись перед ним, дурочка! – рассердилась она, увидев мое опухшее от слёз лицо. – Ты радоваться должна, что этот козлина проявил свою сущность до свадьбы. Ну, ты сама подумай – разве лучше было бы, если бы ты вышла замуж за этого похотливого дебила? Бросай хандить! Мы тебе такого парня найдем, что все вокруг завидовать будут. А Ник будет локти кусать.
– А «вы» это кто? – уточнила я.
– Мы с Владиком! – даже после трех лет брака Артамонова была влюблена в своего мужа и говорила о нем с явным удовольствием. – Ты знаешь, какие у него приятели есть? Закачаешься!
В голосе ее звучала такая уверенность, что я приободрилась. И даже чуточку помечтала, как в новогоднюю ночь под бой курантов я буду пить шампанское с самым лучшим на свете принцем.
Но оказалось, что принцы на дороге не валяются. А уж отыскать такового за неделю до Нового года – и вовсе фантастическая задача. Маринкин энтузиазм убавлялся с каждым днем, и хоть она и не показывала этого, я понимала, что вероятность встретить праздник с кем-то, кроме Президента на экране телевизора, стремится к нулю.
И вот тогда-то на горизонте и появился на все лады расхваливаемый Артамоновой хоккеист. Спортсмен, богач и (по Маринкиным словам) просто красавец. Выдающийся во всех отношениях человек с одним маленьким недостатком – штампом в паспорте. И недостаток этот, по моему старомодному мнению, напрочь перечеркивал все его достоинства.
3. На вокзале
Двадцать девятого декабря я прихожу к выводу, что самое лучшее – это вовсе никуда не ехать! Могу я забыть о назначенной встрече?
Ну, хорошо, пусть не забыть (как такое забудешь?), но закрутиться, не посмотреть вовремя на часы и опоздать. Идеальный вариант – я приеду на вокзал на полчаса позже, пробегусь по опустевшему перрону и с чистой совестью напишу Маринке в Чехию, какой растяпой оказалась.
А если она будет настаивать, я и перед хоккеистом извинюсь. А может, и извиняться будет не за что – уверена, он себе компанию на праздник найдет.
С этой утешительной мыслью я уверенно сдаю зачет по культурологии и возвращаюсь домой в самом приподнятом настроении. А через полчаса приезжает Маринка.
– Настюха, я тебе такое платье привезла – закачаешься! Ты же должна выглядеть как королева. Понимаешь? Он же от одного взгляда на тебя дар речи потерять должен. Ах, не спорь, пожалуйста!
Когда она извлекает одежку из пакета, дар речи теряю я. Впрочем, эту ярко-красную, с блестками полоску ткани платьем я никогда бы и не назвала. Оно из серии «девушка, вы так одеты или уже раздеваться начали?»
– Нравится? – с придыханием спрашивает Артамонова, не вполне правильно истолковав мое молчание.
Платье мне по размеру, и оно красивое и наверняка дорогое. Но оно не мое. Не по принадлежности – по сути.
– Ну, классно же, да? – восхищается Маринка. – Он влюбится с первого взгляда! Да что ты фыркаешь? Да, он женат. Но это же не преступление.
Я смотрю в зеркало и вижу там незнакомую девушку – красивую, яркую, но незнакомую.
– Мариша, а можно, я не поеду?
Улыбка сбегает с ее лица.
– Настюха, ты с ума сошла? Между прочим, для тебя стараюсь. Или ты хочешь до пенсии в девках сидеть?
Спорить с Артамоновой бесполезно. И я послушно киваю – да, хорошо, поеду. Да, и шубку надену. Конечно, королевы – только в шубках.
Она чмокает меня в щеку, советует не быть дурой и убегает, пообещав тридцать первого позвонить из Праги в два часа – чтобы я не забыла про встречу.
Всю ночь с тридцатого на тридцать первое я не сплю. Не помогают ни теплое молоко, ни валерьянка.
А может, отключить телефон? Сделать салат «оливье» и селедку под шубой и просидеть всю новогоднюю ночь одной перед телевизором.
Но где-то в подсознании засела мысль – а может, Маринка права? Может, так и надо – меньше думать, больше делать.