- Ром, нам четыре квартала до следующего адреса идти, может на автобусе доедем? Вон наш уже на остановке стоит, побежали, может ещё успеем? - быстро проговорила Женя, схватив меня за руку и потянув в сторону остановки.
Водитель, увидел нас бегущих, приостановился, хотя уже отъезжал, и открыл заднюю дверь. Автобус почти под завязку был заполнен пассажирами, но нам удалось протиснуться к окну. Держась за поручни, отгородил Женю кольцом рук от напирающих пассажиров, оберегая от тычков и недовольных реплик. Женя ростом была ниже меня на добрых полторы головы, и её аккуратный носик чуть не упирался мне в пушистую бороду. Я сначала пытался в крошечную прогалинку в покрытом инеем стекле рассмотреть мелькающие в свете фонарей дома, но глаза быстро устали, и я бросил это дело. Женя приподняла лицо и её смеющиеся глаза встретились с моими. И я опять завис, утонув в двух синих омутах, почти чёрных от расширившихся зрачков.
Теперь я знал как это - тонуть в глазах человека.
Женя слегка повернулась голову вбок и отвела глаза в сторону, и я услышал её приглушённый бородой голос:
- Не надо так на меня смотреть, а то я могу подумать, что ты влюбляешься. Мне это не нужно и тебе, поверь, тоже. - вздохнула она грустно.
- У тебя кто-то есть, ну, парень? - смог промямлить я, почему-то внутренне страшась услышать утвердительный ответ.
- Нет, я не хочу отношений, и давай закончим этот разговор на людях.
Заканчивать не хотелось, в груди поселилось что-то тёплое, гладящее сердце мягкой лапкой, но расстраивать ещё больше, погрустневшую девушку не стал. К этому разговору мы больше не возвращались. В каком-то полусне-полуяви проходили очередные визиты к детишкам, отработанная уже программа не давала сбоев. Лишь Женечка вносила в каждое посещение что-то своё, находила общий язык с каждым ребёнком, веселилась за нас двоих. Родители, как по традиции, всё пытались угостить нас спиртным. От некоторых умудрялись «отбрыкаться», отговариваясь тем что мы на работе, а впереди много заказов, но были и ничем не прошибаемые, приходилось хотя бы пригубить, иначе слышалось: «Ты меня не уважаешь!» И везде, постоянно я смотрел и не мог насмотреться, на милое моему сердцу личико девушки.
Постепенно напряжение, свойственное мне в общении с малознакомыми людьми, проходило. Виновато ли было выпитое спиртное или что-то ещё, не знаю. Но в переходах от одного адреса к другому я осмелев, начал расспрашивать девушку про её жизнь и рассказывать про себя разные случаи из жизни, уже не боясь показаться деревенским увальнем. Женечка тоже повеселела и с удовольствием слушала мой немного хвастливый трёп деревенского «мачо».
Я вспомнил, как однажды зимой возле берега провалился в полынью, как вылез сам, дошёл до дома, и охавшая мама растирала меня спиртом, и я даже не заболел! Или как лет в пять или шесть на заборе повис, напоровшись на гвоздь. Мама тогда, обмотав платком кровоточащую ногу, несла меня на руках до самой больницы, хотя уже в то время весу во мне было немало. Когда швы накладывали, я даже не ойкнул! Вот такой герой! Ещё вспомнил, как меня девчонки пытались охаживать, а я не поддался ни одной! В то время мне уже было лет пятнадцать-шестнадцать. Вроде самое время в кого-то начать влюбляться, но такой не нашлось. Да много всего наговорил. Женя внимательно слушала, не перебивая мой трёп, и улыбка не сходила с её лица. От той улыбки что-то сладко таяло в груди. Совсем рассиропился.
На улице же почти стемнело. Оставалось ещё два адреса, оба в одном квартале. Хмель ещё порядочно шумел в голове, и я попросил Женю немного задержаться перед следующим визитом, чтобы хоть чуть проветриться и прийти в себя. Она с охотой согласилась и предложила сделать небольшой крюк и пройтись по парку, чтобы немного отдохнуть от предпраздничной суеты спешащих по своим делам горожан. В парке действительно было тихо и пустынно. Мы неторопливо брели по расчищенной дорожке, любуясь заснеженными деревьями, кружением посвёркивающих в свете фонарей снежинок, чистой нетронутой гладью белоснежного ковра по бокам аллеи. Я совсем осмелел и взял в свою лапищу тонкую Женину руку в пушистой рукавичке. Она замедлила шаг и с удивлением взглянула на меня, но руку не отняла, и дальше мы так и пошагали, держась за руки.
Меня переклинило не по-детски: все чувства обострились, и до зуда хотелось поцеловать пухлые розовые губы, которыми любовался весь день. Но я сдерживался, как мог, боясь, что Женя сочтёт мой порыв за наглое домогательство, и я разрушу только начавшуюся протягиваться между нами тонкую ниточку доверия. Мы уже прошли добрую половину парка, когда Женя вдруг вскрикнула, поскользнувшись, и чтобы не упасть, схватилась за мою бороду, оттянув её вниз за подбородок. Я тут же крепко обхватил хрупкую фигурку обеими руками и привлёк к себе, удерживая от падения.
Мы стояли, замерев, выравнивая дыхание, которое от неожиданности у обоих сбилось. Наконец Женя пошевелилась и подняла голову, взглянув растерянно на меня. От её взгляда в моей голове что-то перевернулось, и я обо всём забыл: наклонился и провёл губами по прохладной щеке. Женя замерла, затаив дыхание и закрыв глаза, но не отклонилась, и тогда я прижался неумелым, детским поцелуем к мягким, полураскрытым губам. И вдруг моё лицо обхватили тёплыми руками, и перехватили губы своими, проведя юрким язычком вдоль зубов, дав понять, что их надо разжать. Я подчинился, и моя скромная, не собиравшаяся ни с кем заводить отношения «внучка», преподала мне - ни разу нецелованной «деревенщине», мастер-класс по поцелуям.