Джек давно забыл о соревнование на озере и свою обиду на Гарри – не такого он был характера, чтобы слишком долго задерживать на этом свое внимание. Зато Гарри не забыл реакцию друга, и ему было трудно даже смотреть Джеку в глаза. В квиддич никто играть не хотел – без снитча было как-то странно, хотя от этого мяча всегда мало что зависело. В этом Гарри тоже чувствовал свою вину, но почему-то она мало его волновала. Юношу волновало, что Джек звал его просто полетать наперегонки над полем испытаний, пойти поискать в лесу диких нюхлеров, которые должны быть в спячке, или утащить ночью парочку гиппогрифов и позлить спящих фестралов. С каждым разом Гарри было все труднее сказать о своей выдуманной или настоящей причине, по которой он не мог пойти с Джеком. Трудно было отказаться.
Один раз Гарри решил написать Сириусу. Хотел рассказать обо всем, что его тревожит, спросить, что ему делать… просто показать крестному, что он про него не забыл… Но, смяв два или три пергамента, пришел к выводу, что эта идея не так уж хороша. Как-то глупо все получалось… Вряд ли это порадует Сириуса.
До конца зимы Гарри мучался своим странным одиночеством и кошмарами, которые каждую ночь появлялись в сознании. Воспоминания медленно наполняли голову молодого человека, иногда было сложно различить эти яркие сны и свои собственные прожитые дни. Слишком четкие… слишком реальные. Порой юноше казалось, что он уже не спит или еще не успел заснуть, а уже видит перед собой чьи-то лица, видит, как его комната медленно изменяется, превращаясь в какое-то другое помещение, предметы с тихим скрипом искажаются… и имена, пульсирующие в голове. Каждый раз новые, имена людей, с которыми он никогда не встречался… но знал о них и видел их… Это было похоже на безумие. Гарри ненавидел вечера, когда уже не оставалось сил и хотелось спать. Он боялся поднять голову от книги: не хотел видеть, что происходит с его комнатой. И все равно каждую ночь все повторялось – потолок уплывал куда-то далеко, стены исчезали или искажались… он шел куда-то или его вели… с ним говорили незнакомые люди, имена и судьбы которых он хорошо знал, или он вынужден был слушать разговоры… он произносил заклинания, которые до этого никогда не слышал, смеялся над чем-то и сам не узнавал своего смеха, бесконечно искал что-то… и просыпался. Прямо за столом на книге или на кровати в самой неудобной позе, в которой, казалось, вообще невозможно спать. Все болело, еще несколько минут не проходило ощущение чужого пространства, в голове горела каждая деталь этого обрывка воспоминаний… и на следующий вечер все начиналось сначала.
Этим утром Гарри снова проснулся на книжке. Ноющая боль в шее и спине заставила тихо выругаться и сжать зубы. Все лицо противно покалывало, очки слетели с носа, их пришлось долго искать на столе. Опять эти видения… Какая-то темная дорога, незнакомый город, мрачные лица людей… однако на этот раз что-то определенно не так… Все растворилось так быстро и стремительно, будто кто-то насильно вырвал юношу из этого сна… Он оглянулся, и все сразу встало на свои места.
На кровати сидел Драко и с издевательской усмешкой смотрел на Гарри.
- Поттер, ты знаешь, что окончательно сошел с ума?
- Ты что-то рано с такими хорошими новостями… - недовольно пробурчал молодой человек. – Как ты открыл дверь?
- Ну! Я же не дурак.
- Ясно, - Гарри недоверчиво покосился на Драко.
Конечно, дураком Малфоя-младшего юноша не считал, но такому заклинанию, каким он запирал дверь, в Хогвартсе не учили… собственно, как и контр-заклятью.
- Я вижу, что ты даже не пытаешься мне поверить, - ухмыльнулся Драко. – Ладно. Мне Снейп открыл.
- А ему что у меня понадобилось?
- Ничего. Я его попросил.
- И он согласился?
- Даже уговаривать не пришлось.
- Хм… С чего бы это?... – Гарри растер шею и взъерошил примявшиеся за ночь волосы.
- Наверное, его тоже волнует, что ты по ночам воешь, как вервольф.
- В самом деле?... То есть, он знает?
- Скажешь тоже! Об этом вся школа знает!
- Вот это действительно новость… - пробормотал Гарри, собирая с пола конспекты, которые, очевидно, во сне столкнул со стола.
- Поттер! Ты совсем зазнался! Дальше носа даже через очки ничего не видишь! Над тобой не один месяц смеялись! А потом бояться стали – ни на кого ты не реагируешь, с друзьями общаешься странно и будто через силу, учишься, как проклятый – март еще не закончился, а у тебя уже почти все баллы на следующий курс… по ночам то бормочешь что-то, то кричишь, то смеешься, да так, что кровь в жилах стынет… Да еще Домитор велел тебя не трогать…