И тут Иван Александрович ясно вспомнил молодого парня, оставшегося последним.
«Вот так встреча! Этого ещё мне не хватало. Сейчас поднимет скандал, придёт милиция, будут выяснения, и в результате я лишусь возможности посещать и этот бар. Некстати». - думал Иван Александрович.
— Ты зачем здесь? — опустив глаза спокойно спросил Иван Александрович.
— Да вот пришел попить пива и поболтать с тобой.
— Что-то не припомню, чтобы мы пили с тобой на брудершафт. Я всё же старше тебя и ты мог бы обращаться ко мне на «вы», — попытался заронить сомнение в лагерь «противника» Иван Александрович.
— В русском языке обращение к человеку во втором лице множественного числа выражает либо уважение, либо рабскую покорность обращающегося. Ни того ни другого по отношению к тебе у меня нет. Рабом обстоятельств скорее чувствуешь себя ты.
— Предположим. Однако не на эту же тему ты хочешь со мной побеседовать, не так ли?
— Ты прав. Меня сейчас больше интересуешь ты сам. Твоё человеческое естество, что ты есть.
— У тебя, кажется, была склонность к философии и тогда. Это вредит человеку действия. Поверь мне.
— Тебе ведь философия не была помехой в твоих действиях, хоть и познакомился ты с ней не в полной мере.
— Я — другое дело. Однако всё это пустое. Ты так и не ответил на мой вопрос: зачем ты здесь?
— Не скрою. Я сел за твой стол не случайно. Искал давно. Всё же остальное, что сказал — правда.
— Сразу предупреждаю. Пустые хлопоты. Знаешь, кто я?
— Знаю.
— Так на что же ты надеешься? Ты вроде бы неглупый парень. Ну повезло тебе тогда. Живи и радуйся. Чего тебе ещё?
— Мы с тобой не закончили твою игру…
— А-а… — усмехнулся Иван Александрович, — но по условиям игры последний тоже проигрывает. Выигрываю всегда я. Помнишь?
— Помню. Но теперь мой ход. Нужно решить, кто из нас последний. Но прежде, чем продолжить игру, я хочу понять тебя.
— Что именно тебе не понятно?
— Почему ты себя вёл так тогда? Ведь проявлять инициативу, которую проявил ты, причём так изобретательно, не было нужды.
— Чудак! Разве дело в том была нужда или нет? Вы все были в моей безраздельной власти. Я сделал то, что мне хотелось в тот момент. А мне хотелось, как первобытному охотнику, пострелять по живым целям. Вот и всё. Я мог доставить себе это удовольствие и я доставил. Моим мозгам не пришлось даже особо трудиться для выбора предлога. Жиды, комиссары, коммунисты и комсомольцы были преступно не выявлены предыдущей администрацией лагеря, и это облегчило мою задачу. Признаюсь, я даже получил поощрение от командования за наведение порядка в лагере.
— Я знаю. Тебе присвоили очередное звание гауптштурмфюрера.
— О-о! Ты кажется много знаешь!
— Я ознакомился с твоим досье. И там, и тут.
— Это даже больше, чем я знаю. Хотелось бы из любопытства взглянуть, что о тебе думали и думают начальники.
— Я тебе доставлю это удовольствие. На удивление у тебя прекрасные характеристики и аттестации. Ты умело радовал своих начальников по обе стороны фронта.
— Ничего удивительного. И тем и другим я был нужен именно таким, каким был.
— Я читал твои донесения. Они убоги. Выводы и предположения, которые ты даёшь, мог бы сделать заурядный аналитик, аккуратно просматривая прессу и другую открытую и полуоткрытую текущую информацию, касающуюся внутренней жизни нацистской партии, её верхушки и руководящих работников РСХА.
— Большего от меня и не требовалось. Моя задача состояла в том, чтобы, как сейчас любят выражаться, держать руку на пульсе настроений среднего руководящего звена НСДАП и, естественно, РСХА. Что же касается моих выводов и предложений, они должны были совпадать с выводами и предположениями моих непосредственных начальников. Иначе мне не поздоровилось бы. И эти мои выводы подтверждали компетентность моего начальства перед самым верхом. Понял? Поэтому я с тобой сейчас пью пиво, а не гнию черт знает где.
— Допустим. Но ты ушел от ответа на мой главный вопрос. В тот день ты собственноручно изуверски расстрелял тридцать одного человека. Я мог бы понять, что тебе необходимо было проявлять служебное усердие, но до такой степени… Своё желание пострелять ты мог бы удовлетворить в тире, а не на своих беззащитных соотечественниках. Я жду объяснений.
— Ты хочешь усугубить мою вину тем, что я стрелял в своих соотечественников. Что ж, я готов объясниться.
В тот момент вы все были для меня безликой толпой, расходным материалом истории, а я был её инструментом. Понимаешь ли ты, что в тоталитарных автократических государствах особо толпа есть расходный материал? С её помощью совершаются государственные перевороты, и так называемые, трудовые подвиги, ведутся войны. Она сама не знает, что ей нужно. Её нужно подсказать, убедить её, направить. Она с удовольствием будет верить любой нелепице, особенно, если эта нелепица касается другой группы, не её. Демагоги умело используют это свойство толпы. Я имею в виду термин «демагог» в изначальном, древнегреческом смысле.