А в 38-м и мння взяли. Под утро. Часа в 4. Я только пришел с завода. Думаю, посплю часов четыре — пять и — на завод. Тут стук в дверь. Являются голубчики. Но спокоен я был. За собой вины никакой я не чувствовал. А знал, что НКВД так просто за здорово живёшь, не наказывает. Для того и создавали мы этот карающий меч революции, страшный только её врагам.
Привозят меня на Литейный. Через некоторое время вызывают на допрос. Сидит такой с зелёным лицом капитан. Глаза ввалились. Устал видно. «Вы такой-то?» — «Я.» — «Есть у нас сигнал, что вы в действительности сын кулака. Раскулаченного в 30-м году. И братья ваши кулаки и репрессированы в том же году. Что вы на это скажете?» — «А что мне, — говорю, — скрывать. Действительно это так Ну не совсем они были кулаки, но подкулачниками были. Препятствовали линии нашей партии, направленной на всеобщую коллективизацию. А раскулачивал и репрессировал я их сам, потому что был направлен в родную деревню с коломенского паровозостроительного завода, как член партии с 1917 года в качестве представителя рабочего класса в числе 25-ти тысячников для содействия крестьянам в создании колхозов. Хоть и родственники они мне были, но не поняли всей важности момента борьбы мирового пролетариата за светлое будущее. А потому, поскольку не поддавались на уговоры и мои разъяснения не приняли к сведению, попрекая меня неблагодарностью за помощь, которую оказывали мне ещё при царском режиме, вынужден был я принять меры по всей строгости закона». — «А кто это может подтвердить?» — «Да кто же, — любой партийный руководитель в Коломне и на заводе, где раньше я работал». — «Очень жаль. Они все по нашим данным оказались вредителями и врагами народа». — «Быть того не может!» — «Всё может. Вот через них-то на вас и вышли. Показания есть, что вы один из главарей преступной организации вредителей». — «Да вы что? Тут какое-то недоразумение. Вы ошиблись или вас обманули». — «Мы не ошибаемся. И нас нельзя обмануть. Вы в этом скоро убедитесь».
Честно говоря, я растерялся. Выходит, кто-то где-то что-то ляпнул — и будь здоров! — «Это какая-то ошибка, — настаиваю, — Подтвердить всё, что я сказал, может актив колхоза «Красный пахарь»», — «Очень сожалею, и там ваши друзья полностью разоблачены. Кулачью, которое вы поставили во главе колхоза, к счастью, не удалось навредить. Честные колхозники разоблачили их!» — «Кто же эти честные колхозники?» — «Хоть и не положено открывать служебной тайны подследственному, но я вижу, что мы с вами можем быстро отыскать общий язык. А потому в интересах следствия, я могу вам их назвать». — И — зырк в какую-то бумажку. Потом называет две фамилии. — «Так какие же они честные? Первые пьяницы и лодыри на деревне! Не просыхают неделями! Своё хозяйство пропили и колхоз по ветру пустят! — Обрадовался я. — Клевета это!» — «Осторожнее, гражданин Правдин! Эти люди помогли следствию раскрыть опасную банду врагов — кулацко-фашистских наймитов! И все ваши дружки, бывшие руководители колхоза «Красный пахарь» тоже во всём признались. Есть у меня их показания. И я вам со временем их покажу. Будете отвечать на вопросы?» — «Буду, — говорю. — Спрашивайте». — «Первым делом расскажите, как и по чьему заданию вы оказались здесь, в Ленинграде?». — Я и рассказал всё, как было. И про встречу со Сталиным. — «Чем докажите, что вы действительно оказались здесь по личному поручению товарища Сталина?» — «А пусть привезут ваши люди с моей квартиры томик «Вопросов ленинизма». На этажерке, на второй полке, третий справа стоит… Вот вам и доказательство!» — «Хорошо, — говорит, — сейчас проверим». — Отправил меня в соседнюю комнату. Заперли. Я прилёг на диван и заснул. Проспал, наверное, часа два. Разбудили. Мой капитан уже улыбается. А при нём и начальство его. Извиняются, что меня побеспокоили. Что, мол, служба у них такая. Показывают друг другу книгу со сталинской надписью. Почерк-то его все знали! И экспертизы не нужно было ждать. А к самому, понятно, обращаться боялись. Выяснили только в отделе кадров ЦК, кто и по чьему ходатайству меня перевёл в Ленинград.
Вот так нечаянная встреча со Сталиным меня от смерти спасла. Отпустили меня. На заводе прямо остолбенели — как это жив-здоров вернулся. Конечно, этот случай послужил мне примером в моей работе. Дескать, коль человек честен, то нечего ему бояться наших органов. Только много позже понял я, что спас меня случай. Как в спортлото выиграл.
А в 39-м призвали меня в армию. Укреплять кадры. Сам, небось, знаешь, как проредили комсостав. Вот так я и попал на Украину. Замполитом к Турову.
По каменным плитам двора застучали каблучки. В комнату впорхнула молодая женщина с полиэтиленовым кульком, из которого выглядывала пирамидка бумажного пакета с кефиром и батон.