— Они все погибли?
— Почти все, пан Лешек. Очень немногим удалось уйти каналами на белосточчину к партизанам, минуя банды польских нацистов. После этого были уничтожены гетто по всей Польше. И здесь тоже. Остались небольшие трудовые лагеря.
— Были ли ещё где-нибудь восстания?
— Было в лагере Треблинка. Кажется в ноябре.
— И что же?
— Большая часть восставших погибла. Но охрана лагеря была полностью уничтожена, лагерь сожжен.
— Спасибо, пан профессор…
Глава 7
После посещения бывшего гетто и лагеря на Татарском майдане Алёше стало ясно, что тётка Зося скорей всего погибла ещё в 42-м.
Страшная картина растоптанных человеческих судеб, смердящее кладбище лагеря и развалины гетто стояли у него перед глазами. Стриженные наголо обтянутые кожей скелеты, одетые в лохмотья, перехватывали его в лагерных трущобах, протягивали руки, глядели безумными глазами. Трудно было определить их возраст и пол. Сначала Алёша раздавал хлеб, сало, колбасу, которая не истощалась в его мешке, но вскоре понял, что не накормит всех желающих, и, осыпаемый проклятиями обделённых, покинул лагерь.
Страшная тяжесть впечатлений угнетала его душу и иссушала мозг. Ему казалось, что он побывал в аду, но не в том, шутливом аду Ивана Котляревского, а в настоящем, который мог выдумать для себе подобных пытливый человеческий ум — вершина живой материи, создающий прекрасные творения искусства, пытающийся познать всё сущее, понять своё предназначение. Как может он объединять в себе столь разные качества? Какой яд заставляет его изобретать столь изощрённые пытки для себя? Зачем?…
Ни весеннее солнце, ни треск воробьёв, радующихся долгожданному теплу, не отвлекал Алёшу от тревожных мыслей. Алёша не заметил, как на одной из боковых улочек из-под арки подъезда старой камяницы вышли два типа. Сначала они молча шли за ним, переглядываясь и подмигивая друг другу, затем поравнялись с ним — один справа, другой слева, как бы зажимая его между собой. Как только Алёша почувствовал лёгкий толчок сначала справа, затем слева, он «отключился» от своих размышлений об абстрактных особенностях серого вещества, заключенного в черепных коробках у гомо сапиенс, и поняд, что ему предлагается обратить внимание на своих «спутников».
— У нас есть дело до пана. Не пройдёт ли он с нами пару шагов вон до того подъезда? — сказал тип, что был справа, демонстративно хрустя толстыми пальцами рук, вполне способными охватить оглоблю.
— Да, тут не далеко. В интересах панской безопасности, — добавил тип слева, играя желваками крупного, как масленичный блин, лица и мечтательно закатывая вверх маленькие голубые глазки, обрамлённые белесыми свинскими ресничками.
«Пожалуй, они в одной весовой категории, — оценил их Алёша, — Мало того, они так похожи друг на друга… Впрочем, кто они?.. Ах да, понятно…»
— Так я слушаю паньство, — спокойно сказал Алёша, — Какое у вас ко мне дело?
— Пан, наверное, забыл, что жидам по городу ходить запрещается? — начал тот, что справа, шморгнув носиком-пуговкой.
— Насколько я понимаю, вы не служите в полиции.
— Нет, конечно. Но согласно закону мы обязаны доставить пана в полицию.
Правильно я говорю, пан Адам?
— Правильно, пан Стась. Но мы могли бы пана проводить и защитить, если нужно.
— Вы уверены, что не ошиблись?
— О, что вы! Мы никогда не ошибаемся, — заметил пан Адам, — Бумаги можете не показывать. Это немцы могут ошибаться, особенно, если хорошая «липа». А у нас хорошая репутация. И у «гранатовых», и в гестапо. Так что, пан согласен?
— Если у панов такая хорошая репутация, я вынужден согласиться.
— Вот и хорошо. Нам вот сюда. Рядом.