«Боже, — думал Алёша, — и это человек разумный!»
Его била нервная дрожь, он икал, его тошнило. Алёша вышел в тамбур и облегчился. Только теперь он заметил в углу тамбура на шмотье полуодетую шлюху, которая скорчившись прижимала сумочку к груди руками с обломанными ногтями на пальцах. Она глядела на Алёшу затравленным зверьком. Желтые космы волос растрепались и свисали вдоль плеч. Серое лицо, олизанное, по крайней мере, десятком клиентов, выражало страх и покорность. Алёша утёрся платком.
— Как тебя зовут?
— Ганна, прошен пана…
Она оживилась, поняв, что пока её не собираются грабить или убивать. Втайне она даже была довольна, что избавилась от опеки «тех», так как ей приходилось «им» отдавать половину своего заработка, и ещё терпеть их пьяные издевательства и попрёки, якобы она подставляет своё брюхо под весь вермахт, хотя сами непрочь были попользоваться ею, и, причём, совершенно бесплатно.
— Можэ пан хцэ?.. — кокетливо улыбнулась пани Ганна, оглаживая свои бёдра и игриво обнажая грудь и круглый живот, — Я вшистко можу, як пан захцэ, — продолжала она соблазнять Алёшу, — идзь до мне, коханый…
— Оденься. Уходи на первой же остановке. Поняла?
— Так… так… — растерянно кивала головой пани Ганна, натягивая чулки и подвязывая телефонным кабелем порваные трусики. Она охала и ахала, жалуясь на тяжёлые времена, что бельё, достойное настоящего мужчины, теперь не достать, что приходится за него платить натурой, а эти скоты рвут его с тебя, как застоявшиеся жеребцы, и сливают в её брюхо, как в последний раз в жизни. А чулки? Где взять настоящие французские чулки? За них же берут теперь только салом! А пан Винцент, кондуктор, так за сало хочет только наличными! Да не какими-то злотыми, а настоящими рейхсмарками, или того хуже — обручками или другой бижутерией! А знает ли он, что ей нужно обслужить чуть ли не отделение этих кобелей, чтобы заработать такие деньги? Нет, воистину нет на него кары небесной! И куда только смотрит матерь божья да и сам пан Бог! Впрочем, пана Винцента можно понять. У него на руках трое малолетних внуков и больная старуха, а их нужно кормить и одевать. Конечно, он может и не отказался бы побаловаться с ней, но уж, Бог простит, осталось у него только, чтоб пописать…
Так, щебеча и забыв о только что пережитом кошмаре, панна Ганна приводила себя в порядок.
Тем временем поезд медленно втягивался в какую-то станцию. Дюжина разъездных путей, наскоро состыкованных после налётов, чтобы они могли пропустить поезда на самой малой скорости, дымящиеся руины станционных построек и останки водокачки, напоминали о том, что союзная авиация не оставила без внимания этот железнодорожный узел. Пути были забиты составами. Рядом с эшелоном цистерн, черных от копоти и угольной пыли, стоял санитарный поезд, расцвеченный по бортам и крышам вагонов белыми кругами с красными крестами внутри. Эшелоны с беженцами с востока и длинные составы из теплушек и платформ, на которых угадывались под брезентом сигары фюзеляжей самолётов со сложенными тут же крыльями, танки, орудия и другая боевая техника. Они жались на крайних путях, дожидаясь очереди, чтобы покинуть эту «гавань», представлявшую собой прекрасную цель для авиации.
Алёшин поезд ещё не успел остановиться, когда сирены на станции, рвущим душу рёвом, возвестили о воздушной атаке. Алёша, прихватив свой мешок, соскочил на ходу и выдернул за собой панну Ганну. Та покорно побежала за ним к развалинам диспетчерской у въезда на станцию. Скатившись по откосу в глубокую воронку и оглядевшись, Алёша посмотрел на восток, откуда на высоте метров восьмисот-девятисот приближалась эскадрилья таких знакомых машин. Солнце освещало их пятнистую маскировочную окраску верхней части фюзеляжей, крыльев и капотов мощных двигателей. Выстроившись в боевой порядок, все двенадцать машин поочерёдно стали пикировать на сгрудившиеся на станции вагоны. Машины вдруг начинали падать с наростающей скоростью носом вперёд, стремительно приближаясь к намеченной цели. Как только серия бомб отрывалась от самолёта, звон двигателей перерастал в мощное рычание сотен лошадиных сил, стремящихся вернуть в небо отяжелевший впятеро бомбардировщик. Медленно проходя нижнюю точку траектории, петляковы взбирались вверх, чтобы вновь развернуться и рвануться вниз, к цели, освободиться от смертоносного груза и вновь покрасоваться своим прекрасным голубым, как у стрекозы брюхом. Красные звёзды в белой окантовке кровавыми пятнами мелькали на фюзеляжах рядом с бортовыми номерами, на крыльях и килях хвостового оперения.