Разрывы бомб слились в единый непрерывный гул. Алёше казалось, что самолёты пикипровали прямо на него, и оторвавшиеся черные тела бомб с шуршанием и свистом летят в его воронку. Панна Ганна в ужасе сначала пыталась выскочить из воронки, но после того, как Алёша, отхлестав её по лицу, уложил на дно, скорчилась, поджав коленки к подбородку, и, вжавшись в ржавую, воняющую толом и горелым железом землю, притихла. Налёт длился минут двадцать. Облегчённые петляковы построились в походный порядок тройками звеньев и полетели на восток за новым грузом.
Всё, что было на путях, пылало. Рваные бока цистерн извергали голубое пламя, которое до красна калило их. Соседние, уцелевшие от прямых попаданий, рвались от жара многотонными зарядами, разбрасывая на десятки метров горящее горючее. На соседних путях рвались теплушки со снарядами, с шипением желтым пламенем горели толовые шашки и зарядные мешки с порохом для крупнокалиберной артиллерии, корчились в белом огне останки мессеров, разметанные взрывами с платформ, между пылающими вагонами лежали в беспорядке сброшенные наземь танки и бронетранспортёры, чадя черным дымом горящей солярки и масла.
Никто не тушил пожары. Несколько санитаров и десятка два беженцев пытались вытащить из-под обломков вагонов пылающего санитарного поезда раненых. Крики и стоны горящих заживо людей, потерявших надежду спастись, дополняли картину этого ада.
Алёша, сбросив в воронке мешок, потянул за руку панну Ганну.
— Брось торебку. Пошли. Там гибнут в огне беспомощные люди.
— Не-е, — мотала головой панна Ганна, — Я боюсь! То ж немцы…
— То люди! Живые люди, которым нужна помощь! Ты ж католичка! Что скажет пан Бог?
Пожалуй, последний аргумент убедил панну Ганну и она покорно пошла за Алёшей.
Вдвоем они вытаскивали из-под обломков раненых и оттаскивали их к траншее метрах в двухстах от горящих составов, где складывали рядами на прошлогодней соломе. Среди раненых было много беженцев — женщин, детей, стариков. Они покорно давали себя унести, не стеная, смирившись со своей участью ещё тогда, когда им пришлось сняться с насиженных мест. Раненые же солдаты из санитарного поезда, уже привыкшие к своему особому статусу раненого бойца, кричали и проклинали всех и вся, требуя к себе особого внимания.
Через два часа петляковы прилетели вновь. Однако, откуда-то с юга появились два мессера и расстроили боевой порядок бомбардировщиков. Петляковы дружно отбивались от наседавших мессеров, сбрасывая бомбы куда попало. Алёша из-под руки наблюдал за боем, отмечая про себя грамотную «работу» стрелков бомбардировщиков. Мессеры же горячились, настырно пытаясь подойти поближе к петляковым со стороны верхней полусферы и поразить их длинными очередями. Наконец им это удалось. Ведущий мессер с бортовым номером 52 сумел «достать» крайнего петлякова, всадив в него длинную очередь, однако, попав под перекрёстный огонь нескольких бортов, задымил, и с надсадным воем потянул шлейф дыма в сторону леса. От него отделилась черная точка и через несколько секунд замерла под белорозовым пятном парашюта. Плавно покачиваясь, она устремилась к спасительной тверди. Петляков же, тяжело раненый в оба двигателя, завалился на крыло и, разваливаясь на лету, стал стремительно падать. Останки самолёта рухнули прямо среди горящих вагонов, и взрыв от его падения слился с очередным взрывом раскалившейся цистерны.
Эскадрилья петляковых повернула обратно.
Поглощенный созерцанием воздушного боя, Алёша не заметил, как панна Ганна убежала подальше от ревущего пожара и грохота взрывов. Нашел он её после налёта за развалинами старого пакгауза. Она лежала у разбитой кирпичной стенки, свернувшись калачиком. Рядом дымилась свежая воронка… Алёша пощупал пульс на уже остывшей руке молодой женщины, положил её под стенкой, сложив на груди руки. На теле не было следов ранений. Видимо её убила взрывная волна. Лицо было спокойно и умиротворённо. Панна Ганна предстала перед своим паном Богом…
Глава 9
В четвёртом часу по полудни, когда яркое апрельское солнце заканчивало свой путь над разорённой войной землёй, выпачканый сажей, глиной и кровью, Алёша устало хромал просёлочной дорогой. За спиной, на горизонте, дымились руины станции. Дорога вошла в лес. От земли шел дух прелых прошлогодних листьев и хвои. Свежая трава изумрудными островами взбегала на кочки, и мохнатые стебли сон-травы курчавились листочками и сочными лиловыми бутонами цветов, кое-где несмело раскрывших свои девственные лепестки, стыдливо обнажив желтые пучки тычинок. Молодым сосенкам ещё снились зимние сны, но они готовы были вот-вот очнуться, и липкий пот почек на концах веток был тому свидетелем. Нетерпеливые шмели деловито гудели, обследуя первые весенние цветы и качали мохнатыми брюшками, присев на их лепестки.