Выбрать главу

Впрочем, случай этот несколько смутил и обескуражил всех, кто в нем принимал участие или был свидетелем. Казалось, что на десятки людей подействовало какое-то наваждение, и о нём очень скоро забыли, вернее, перестали вспоминать. Напоминанием о случившемся была байка, которую ретивые начальники развезли по всем лагерям ГУЛАГа. Да и в самом министерстве она циркулировала недолго в качестве анекдота.

Единственный человек, который непоколебимо верил в происшедшее, была Фенька Шишкина. Её дежурство у ложа пьяного Шалавого оставило у неё неизгладимое впечатление.

Глава 23

В субботу последней недели февраля, вечером, старички за столом пили чай, ведя тихую беседу и перебирая в памяти солистов Мариинского Императорского театра последнего сезона перед войной 14-го года. Кап-три в углу листал один из последних томов сочинений Ленина 23-го года издания. Алёша сидел за стеллажами и его распирало желание сообщить старикам о событии, которое уже совершилось, но о котором никто ещё не знал, хотя уже неделю он ждал его со дня на день. Смерть вождя и учителя безусловно должна была повлиять на их судьбы. Но как? Этого Алёша не знал. И лишь одно обстоятельство заставило его благоразумно промолчать. Сообщив эту новость, он мог выдать себя, свои способности и возможности. Старики догадались бы и, в первую очередь, Лазарь Маркович, что некоторые «фокусы и чудеса», случавшиеся в лагере, дело его рук. К чему в прошлом приводило тщеславие и невоздержанность людей, обладавших исключительными способностями, Алёша знал. Конечно, ему не грозил нынче костёр инквизиции или побитие камнями, так как ни колдуны, ни, тем более, люди, продавшие душу дьяволу, в наше время в нашей советской стране не могут существовать, потому что ни Бога, ни Дьявола, само собой разумеется, не существует. А колдовство — это вообще суеверие. Однако иметь беседу со старшим лейтенантом Шматом ему тоже не хотелось. А потому, чтобы избежать соблазна и переключить своё внимание, он «подбросил» Деду ехидный вопрос и насторожился.

— А что, профессор, вот вы сами неоднократно утверждали, что не приемлете Октябрьскую революцию, не верите в социализм и коммунизм, а, тем не менее, вернулись на родину. Правда, поселили вас не в вашей бывшей квартире на Староневском, а у черта за пазухой. Неужели только ностальгия вас привела сюда?

— Видите, Виталий Христофорович, у вас даже выработался стереотип мышления, как у ленинградского следователя. Он тоже никак не мог понять причин, заставивших меня принять решение возвратиться в Россию. А потому искал у меня шпионские связи, добивался признания в намерении провести диверсионные и террористические акции чуть ли не против самого товарища Сталина. А ведь это оттого, что ни у вас, ни у моих следователей нет и никогда не было твёрдой веры, убеждённости в правоте дела, которому вы служите. Те, кто готовил революцию, кто с верой в её правое дело шли на эшафот и иногда одерживали победы, заслуживают всяческого уважения, как Христос, как многие убеждённые еретики — за свою веру и последовательность в своих убеждениях, даже если они были ошибочны. Не зная и не понимая психологии убеждёного человека, вы ищите несуществующие причинно-следственные связи, знакомое и понятное вам, потому многое упрощаете, а чаще искажаете до неузнаваемости.

А ведь случилось неизбежное. То, что должно было случиться. На смену убеждённым фанатикам-революционерам пришли, как вы любите называть, выдвиженцы — полуграмотные, а то и вовсе безграмотные пролетарии. И некому стало грамотно и спокойно проанализировать результаты и перспективы великого потрясения народного, называемого революцией, отступить от абсурдных преобразований и оставить только необходимое. Ведь погибла почти вся российская думающая интеллигенция, а оставшаяся речет только то, что от неё хотят слышать бездумные чиновники во главе с вождём. Не хотят понять, что пастырю также нужно стадо, как стаду пастырь!

Оттого я и вернулся, что достаточно хорошо представляю — пройдет ещё пару десятилетий и наступит в России величайший духовный кризис и разочарование в фетишах и вождях, поймет народ всю тщетность своих потуг и жертв, бесплодность своего рабского труда, используемого не на его благо, и отвернётся пахарь от плуга, молотобоец от наковальни, каменщик от камня, и не захочет жена рожать, и захочет каждый взять то, что может, потому что лжепророки сказали: «Это всё ваше», а значит и моё, и захочет каждый то, что не заслужил. И будут искать праведники истину, и обратят свои лики к Богу, и нужно им будет утешение. Вот и нужен, стало быть, мой скромный труд воспитателя и наставника будущих служителей Господа нашего. Потому я и приехал. А моё пребывание здесь я несу, как терновый венец мученика, как испытание, ниспосланное мне свыше.