- Хорошо, - соглашаюсь на встречу.
А там будь, что будет. Не хочу больше бояться, нет больше той Арины – маленькой и милой, идущей на поводу глупого трепещущего сердечка, которая четыре года назад поранившись бежала. Впервые захотелось посмотреть в лживые глаза Матвея. Волнение окотило с головой, не от того, что этот человек вызывает во мне чувства, нет, от того, что мне он безразличен, настолько что я уже не боюсь с ним встретиться. Мои старания не прошли даром, я выкорчевала его из своего сердца. Ксю рассказывала, что Матвей и Маша вместе. При воспоминание об этом, где-то глубоко внутри меня что-то щемит, но это всего лишь остатки детской обиды, не больше.
- Тогда завтра, выбери кафе, - предлагает Ник.
Но у меня свои планы на завтра - прогулку мы не пропустим.
- Ник, нет, в кафе не получится, с нами будет Джек. Давай в парке Авиаторов часиков в одиннадцать дня, - предлагаю свой вариант, знаю точно в кафе с пёсиком - не пустят.
- А Джек это кто? - настороженно спрашивает Ник.
- Ааа, - смеюсь, - Джек… - делаю глубокий вдох, - наш пёс.
Ник смеётся.
- Ага, пёс, ясно. Хорошо, тогда договорились.
- Всё мне пора идти, Ник, а ты успокой Ксю, - считаю наш разговор законченным.
- Не переживай я почти уже дома, - отвечает Никита, и я отключаюсь.
Иду будить дочь.
Сегодня мы переезжаем в квартиру, в конце недели встреча по аренде помещения нового офиса. Снова работа. В Нью-Йорке с детским садиком не было проблем для Снежи, надеюсь ,что и здесь не будет, нам уже больше трёх лет. Егор ещё три недели проведёт с нами, а там мама с папой на подхвате. Открываю дверь детской. Снежи в постели нет, может с мамой на кухне? Захожу в комнату Егора, моя пропажа сидит сверху крёстного, меня она не замечает. Подхожу ближе. Снежа с чёрным маркером в руке рисует ему усы, как у Мюнхгаузена не выдерживаю начинаю смеяться. Моя малышка вздрагивает от испуга, тем самым проводит маркером по щеке парня. Егор открывает глаза, спросонья ничего не понимает. И тут же радостно обнимает Снежку.
- Снежинка. Девочка моя, ты пришла меня разбудить? - хриплым от сна голосом говорит Егор. Целуя Снежу в щёчки. Дочурка притихла, знает, что скоро придётся бежать с визгом, ища защиты, за свою пакость.
- Идёмте завтракать, художник и холст, - зову обнимающеюся парочку, сама хихикаю.
- Художник и холст? - спрашивает Егор и коситься на Снежу, которая прячет маркер за спину, - и кто я на этот раз? - приподнимает бровь верх, интересуется «холст» выпуская Снежу из рук.
- Мюнхгаузен! - хихикаю и хватаю дочь, спасая от расправы.
Снежа прячется в моих руках, угрожающе Егор начинает подниматься с постели, с дикими воплями мы со Снежкой убегаем на кухню.
Дальше день проходит ещё интенсивнее, по приезду в квартиру Снежик и Джек начинают изучать её. Она оказалась просторная и светлая, место для игр предостаточно. Егор посвятил себя полностью малышке, а я же готовкой и распаковка вещей. На душе спокойно и это чувство самое ценное для меня. Мы дома у нас всё будет хорошо, и никакие Маши и Матвеи нам не испортят жизнь. Мне безразличны они.
Но мысли назойливо лезут в голову. Всё моё время занимали Снежка, Егор и работа. Егор… Сколько же моих слёз он видели за восемь месяцев беременности. Поначалу он терялся, но каждый раз брал себя в руки и вытаскивал меня из этой пучины отчаяния. И сегодня в новой квартире, ложась в постель я загадываю давно единственное истёртое мной желания перед сном.
- Не хочу больше испытывать боль предательства. Пожалуйста. Нет.
8.2
Сижу на кухне пью кофе, наблюдаю, как Джек догрызает оставленный на стуле ежедневник Егора. У нас есть одно правило, не отнимать у пёсика не свои вещи, это урок тому, кто бросил свои вещи там, где не надо.
- Арина мне нужно съездить по делам к твоему отцу, - на кухне появляется виновник всего происходящего бардака - кусочки бумаги валяются по всей полу.
- Хорошо, кофе будешь? - спрашиваю «братика» который не замечает, что творит ПЁС.
- Ага, какие планы на день? – присаживается за стол и наконец-то смотрит в сторону собаки, - Джек! Зараза ты, что творишь? - орёт на пёсика Егор, соскакивая со стула, отбирая остатки ежедневника, - это же мой ежедневник, точнее был им, - стонет пострадавший, косясь то на Джека, то на меня. Мне предъявить он ничего не может – правило, есть правило, а вот Джека ждет расправа.