Оля сжала кулаки и стиснула зубы, глядя вперед теперь не со страхом — а со злостью. Все сомнения вдруг исчезли. Осталась лишь холодная ярость и желание отомстить.
За Кайру.
И кто знает, за кого еще.
План складывался сам собой. Рассказать, что их много, и все они знают про Вилларда. Хотя… они не то чтобы знали. Кайра еще ничего не рассказала — но она была жива, ей становилось лучше. А значит, уже можно разыграть этот козырь.
Рассказать про Эорана. Пусть думает, что брату Рин все известно. Пусть даже думает, что и отцу Рин все известно, вот почему он хотел забрать Рин из Академии, не хотел оставлять ее в опасной близости от маньяка… Правда, это тоже было не совсем правдой.
А блефовать Оля никогда не умела.
Но кто не учится — тот и не научится.
С этими мыслями Оля бодро зашагала по ступенькам, которые будто бы стали ниже и теперь ложились под ноги будто сами собой.
Поднимаясь на последний этаж, Оля поняла, что не знает, куда тут идти — но проблема решилась сама собой. Виллард стоял в дверях одной из комнат и призывно улыбался Оле.
— Я рад, что ты не передумала снова, моя Астра, — приятным голосом сказал он, и у Оли против ее воли закружилась голова.
Она прекрасно знала, что имеет дело с опаснейшим человеком, возможным убийцей.
Но ничего не могла с собой поделать.
Виллард был так хорош.
Сияющие серые глаза, словно бушующее северное море.
Мягкие, четко очерченные губы, сулящие столько сладких поцелуев.
Черные волосы, мягкими локонами спадающие на лоб, закрывающие уши.
Снова земной наряд — модная рубашка в узорах, темно-синих на синем фоне. Закатанные рукава открывают жадному взору Оли сильные руки, покрытые черными волосками. Такие по-мужски сексуальные руки. Еще несколько волосков видно благодаря расстегнутым верхним пуговицам. Оля скользнула взглядом — и почувствовала, как все внутри сладко замирает.
Черные джинсы обтягивают бедра, не скрывая, а скорее подчеркивая внушительный бугор спереди. Похоже, Виллард по-настоящему ждал ее.
— Астра…
Низкий, чуть хрипловатый голос, такой чувственный, такой манящий…
Виллард протянул к ней руки, и она ускорила шаг — чтобы быстрее упасть в объятия любимого мужчины.
— Девочка моя, — услышала она горячий шепот у самого уха, — как же я рад, что ты передумала…
— Я тоже рада, милый…
Виллард подхватил Олю на руки и отнес на ту самую шикарную кровать, которую Оля столько раз видела во сне — да и вся комната была та же самая.
«Зачем ему кровать, если это лаборатория?…» — мелькнула и тут же исчезла мысль.
Виллард отошел, судя по звуку — наливал вино по бокалам. Оля приподнялась на локте и следила за ним, с предвкушением обводя взглядом широкие плечи, сходящие почти треугольно к узкой талии и соблазнительно обтянутым джинсами ягодицам. Виллард был совсем не хилым профессором — скорее, Оля могла бы заподозрить, что где-то тут запрятана штанга.
— Ты такой красивый, — негромко произнесла она. Язык плохо слушался, хотя она еще не притрагивалась к вину — Виллард только нес бокалы, соблазнительно сверкавшие в свете свечей рубиновым блеском.
— За тебя, — Виллард торжественно произнес тост, отсалютовав Оле бокалом, — за мою самую-самую нужную девочку. Мечту всей моей жизни!
Почему-то у Оли от этих слов по спине побежали мурашки. Но вовсе не те, которые заставляют предвкушать удовольствие — совсем другие, колючие и льдисто-холодные. Неловко дернувшись, Оля опрокинула бокал на кровать, и в ужасе застыла, глядя на расплывающееся по шелковому белью винное пятно.
— Ничего страшного, милая, у нас еще есть вино, и есть полотенце…
В голосе Вилларда Оле почудились странные интонации — злые и жесткие, таких не могло быть в голосе влюбленного мужчины — даже если его любимая только что поставила невыводимое пятно на дорогие простыни.
Мурашки пробежали снова, Оля вздрогнула — и вдруг словно вынырнула из кошмара.
Что она делает! Почему любезничает с маньяком, осматривая сальными взглядами его тело?! Она пришла угрожать ему, а сама забралась в его постель!
Оле стало по-настоящему страшно, она почувствовала, как мурашки побежали по плечам и бессознательным жестом обняла себя, пытаясь защититься.
И поняла, что Виллард стоит в дверях ванной и смотрит на Олю.
И выражение его лица уж точно не назовешь влюбленным.
«Я бы скорее назвала это… ненавистью.»
— 60 ~
Мужчина злобно скомкал полотенце, которое держал в руках, и отбросил в сторону. На его губах заиграла улыбка — но не соблазнительная, нет. Так мог бы смотреть Джек Потрошитель, подбираясь с ножом к очередной жертве…