— Северус, ты скоро?
Конечно, скоро. Северус перелил пунш в фарфоровую чашу, перемешал изящным фарфоровым черпаком три раза по часовой стрелке и три раза против, и вынес напиток в гостиную. Люциус, на правах хозяина, разлил его по чашкам и произнёс первый тост:
— За жизнь!
***
Сын Лонгботтомов родился в ночь с восьмого на девятое января, и Люциус пошутил, что таких подарков Северусу ещё никто не делал. Хорошо, что его слов не услышал Фрэнк — он бы не понял, при чём здесь Северус. Разумеется, взволнованного отца отпустили к жене, что не помешало вечером в клубе выпить за здоровье новорождённого. Верный своей клятве, Северус решил воздержаться, но не тут-то было! Люциус уселся рядом и принялся подливать в его бокал креплёный вермут.
— За жизнь! За рождение!
И скоро Северусу стало казаться, что они отмечают всё-таки его день рождения, хотя в этот раз Люциус ничего ему не подарил. Или ещё не вечер? Все они порядком поднабрались, и Северус осознал происходящее, когда они с Люциусом, придерживая друг друга, ввалились в его комнату.
— С днём рождения, Северус.
— Спасибо…
И хоть сейчас упасть бы не позволила стена, на которую они оперлись, а значит, и не было никакой необходимости держаться друг за друга, никто из них не спешил убрать руки. Голова кружилась, а в горле пересохло от предвкушения чего-то особенного.
— Я не знал, что тебе подарить, — тихо начал Люциус, — но не могу оставить тебя без подарка…
С этими словами он взял руку Северуса и медленно расстегнул кожаный ремешок на запястье. Затем он снял часы со своей руки и закрепил их на браслете Северуса, его же скромные часы он забрал себе. Когда Люциус попытался надеть подарок на его руку, то заметил белый от времени шрам. Он не стал ничего спрашивать, сначала приласкав эту отметину кончиками пальцев, а затем Северусу показалось, что он решил получше её рассмотреть, но вместо этого коснулся губами. Мимолётно и совершенно естественно, словно так и надо. А потом пожелал спокойной ночи и ушёл к себе. Так быстро, будто сбежал.
Надо ли говорить, что никакой спокойной ночи не получилось? До утра Северуса разрывали противоречивые чувства. Хотелось ворваться к Люциусу и потребовать объяснений, а лучше просто впечатать его в стену и поцеловать так, как давно хотелось. Или наоборот, немедленно отправиться в штаб и попросить о переводе подальше от Уика с его искушениями — ведь совершенно очевидно, что Люциус не понимал, как сильно влияет на Северуса. И не было ни капли сомнений, что Нарцисса и Драко занимают в его сердце именно то место, куда так стремился попасть Северус. Немыслимо… невозможно… нелепо… но как же хотелось хотя бы на мгновение поверить в это.
Утром Северус больше всего на свете хотел спать, но вместо этого стоял на плацу, выслушивая задание. Их с Люциусом направили на линию патрулирования, к востоку и западу от Скарфскерри, приблизительно в десяти километрах от моря. Задание как задание, ничего особенного, если не считать, что Северус не мог себя заставить даже взглянуть на Люциуса, чтобы немедленно себя не выдать. Как же теперь было неловко и стыдно за свои неуместные фантазии!
В себя Северуса привёл голос офицера службы наведения:
— Привет, Лорд-24, у меня для вас есть клиент. Направление сто восемьдесят градусов. Снижайтесь до трёхсот метров. Он в двадцати пяти километрах от вас.
Они круто развернулись и добавили скорости, и скоро услышали:
— Контакт. Четыре километра впереди и ниже.
Силуэт «Юнкерса-88» показался из-за облаков внезапно, и Северус счёл его лёгкой добычей. Когда дистанция сократилась до двухсот метров, Люциус открыл огонь, и на фюзеляже «восемьдесят восьмого» мелькнуло несколько вспышек. После чего ушёл в сторону, уступая место Северусу. Он жал на гашетку несколько секунд, но мастерство немецкого пилота заставило большинство выстрелов пройти мимо. Неожиданно «Юнкерс» выполнил резкий разворот, почти задев правым крылом поверхность воды. Его задний борт-стрелок выпустил длинную очередь, и все трассеры уперлись прямо в «Спитфайр» Северуса. И тут же раздался отвратительный грохот, похожий на стук палкой по пустой железной бочке.
Теперь уже добычей стал Северус. На его счастье Люциус успел завершить маневр и в упор расстрелял из пушек «восемьдесят восьмого», который, кажется, упал в море.
— Сев, ответь!
— Да, Люци, всё в порядке.
Самолёт заполнял запах гари, и Северус понял, что двигатель горит, хотя и продолжает работать. Встроенный огнетушитель помог мало, лишь отсрочив неизбежное. Не оставалось никаких сомнений, что если не удастся дотянуть до берега, то Северус просто утонет, околев в ледяной воде.
— Сев, ты идёшь точно. До Терсо всего пятнадцать километров.
Самолёт скользил прямо над волнами, двигатель, хоть и горел, но всё ещё тянул, и Северус молился Мерлину-45, чтобы тот продержался ещё немного. Береговая линия была отчётливо видна и становилась всё ближе, когда в кабине стало оглушительно тихо. Теперь Северус мог лишь планировать, не выпуская шасси, чтобы не терять скорость. Присутствие рядом тени «Спитфайра» Люциуса давало надежду, что всё закончится хорошо, с его-то удачливостью.
Тяжёлый самолёт приземлился на брюхо и прокатился по прибрежному песку и траве почти триста метров. От удара о землю вспыхнул бензобак, и Северус едва успел открыть ломом заклинивший фонарь и, спрыгнув на землю, откатиться подальше, когда его «Спит» загорелся, как сухие дрова в камине.
Где сел Люциус, Северус не видел, но он примчался к нему даже быстрее, чем врач на мотоцикле из Терсо. И все ночные мысли и выводы стали вдруг совершенно не важны, как и перестало иметь значение, кого выберет Люциус. Они были живы, и это было самым главным. И поэтому можно было стоять и обниматься рядом с горящим самолётом, не испытывая ни тени неловкости, и никакого стыда!
Врач осмотрел Северуса, обнаружив у него лишь несколько ушибов и ссадин, чему обрадовался совершенно искренне. И не удивительно — горящий «Спитфайр» был весь изрешечён пулями, а винт перекорёжен от удара. А обнаружив застрявшую в парашюте пулю, Северус и сам стал считать себя счастливчиком. Редким.
В Уик они вернулись на самолёте Люциуса и были встречены как герои: врач из Терсо совершенно не умел держать язык за зубами. А из пули, так и не доставшейся Северусу, умелец из техников сделал нагрудный жетон, на котором красиво выгравировал дату, так и не ставшую последней в жизни.
— Северус, уже слышал новость? — Фрэнк казался встревоженным и довольным одновременно.
— Ещё нет.
— Нас переводят на Вагар.
— Чёрт! Где это?
— Фарерские острова, как и обещали. Будем сопровождать морские конвои. Но не в качестве палубной авиации. На Вагаре построили авиастанцию с бетонной ВПП.
— Звучит заманчиво.
— Я знал, как тебя завлечь.
— А что хоть на этом острове есть? Ну, кроме бетонной полосы.
— По-моему, овцы, но я не очень уверен. Лошади, наверное… собаки… люди, — Фрэнк почесал затылок и добавил: — Птиц, говорят, много. Всякие чайки, тупики, бакланы.
— А ещё?
— Кажется, всё. Дикое место.
— И почему я не удивлён?
— Потому что тебя вообще непросто смутить. Там вообще-то восемнадцать крупных островов и куча мелких. Скалы и всё такое… лично я хочу увидеть Трётльконуфингур.
— Кого? — закашлялся Северус.
— Скала такая. Говорят, похожа на палец женщины тролля.
— Трип… как его там?
— Трётльконуфингур, — довольно улыбнулся Фрэнк. — А ещё из-за того, что строить там тоже непросто, и казармы получились небольшие, то у нас будут несколько стеснённые условия.
— Это как?
— Офицеры будут жить по двое в комнате. Я с Уизли, а ты с Люциусом.
***
Фарерские острова встретили туманом, но служба наведения Вагара оказалась на высоте и обеспечила лёгкую посадку. У самой земли тумана не было, зато всё лётное поле покрывал снег, белизну которого лишь подчёркивали обрамляющие его графитно-чёрные скалы. Северус поставил самолёт туда, куда ему указали, и спустился на землю. Вопреки ожиданиям, холод был несильным, но расстёгивать куртку, как это сделал Люциус, Северус не стал, решив, что у него не настолько тёплый свитер. Не сговариваясь, они закурили, пытаясь оглядеться. Близость Атлантики чувствовалась во всём — ветер нес не только морскую соль, но и доносил едва слышное дыханье океана и шум волн, бьющихся о берег. Люциус затушил сигарету: