— Да, я позабочусь о Гарри…
Он не договорил — Бель его перебила:
— Моего ребёнка, Люци! — она с вызовом взглянула на него. — Я беременна.
***
Люциус привык считать, что его ничем не удивить, но глядя на начинающее розоветь небо, понял, что недооценивал Бель. Она всё делала с размахом и от души, поэтому результаты впечатляли. Люциус мог допустить, что она увлеклась Риддлом — в конце концов, тот был неординарной личностью! — но остальное?..
Мало того, что этот человек был опасен и не потерпел бы даже мысли о манипулировании собой, так ещё у него были крайне запутанные отношения с Мальсибером. И если уж ему удавалось следить за судьбой человека, оказавшегося в плену, то это свидетельствовало лишь об огромном желании и о том, что те угли всё ещё тлели. На что Бель рассчитывала? Впрочем, она, казалось, и сама это понимала и точно не питала иллюзий. Но тогда как?!
Были ещё различные способы избавиться от последствий неосторожной страсти, но стоило Люциусу намекнуть на это, как Бель расхохоталась. Она даже запальчиво назвала его монашкой в штанах и сообщила, что прекрасно осведомлена о таком и даже испытала на себе, но сейчас не тот случай. Не то чтобы он хотел о таком знать.
Люциус не понимал, как можно вот так взять и всю свою жизнь, с карьерой, мечтами, свободой, просто скомкать и швырнуть под ноги человеку, который в этом точно не нуждался. А Бель даже не собиралась сообщать о своём состоянии его виновнику — просто незаметно уйти в тень. Конечно, и Люциус, и Нарцисса примут этого ребёнка и дадут ему то, что смогут, но ведь это не заменит отца, да и статус бастарда тоже не упрощает жизнь.
Когда не осталось сомнений, что уснуть не получится, Люциус встал. Он распахнул окно и закурил, усевшись на подоконнике. В такие минуты он всегда вспоминал Северуса с его откровенным незнанием основ этикета и такого милого в своей непосредственности. Люциус невесело рассмеялся. Хорошо, что Северус никогда не узнает, что стал «милым» и «непосредственным»… хотя пусть смеётся, лишь бы вернулся!
Беллатрикс, похоже, тоже не спала. Она сидела на кухне и задумчиво разглядывала кофе в своей чашке. Удивительно, но тёмные круги под глазами и взлохмаченные волосы совершенно её не портили, а наоборот, придавали образу законченность. Такой своеобразный «последний штрих».
— Можно, я у вас поживу?
Люциусу казалось, что они этот вопрос обсудили ещё вчера.
— Мы же договорились.
— А вдруг ты забыл? Или передумал?
— Бель, уймись. В нашем доме всегда будет комната для тебя. Что ты хочешь на завтрак?
— Ничего, — Бель поморщилась. — Зря я смеялась над Алисой. По утрам, действительно, как-то нехорошо, не ужас, конечно, но аппетита точно нет.
Люциус никогда не обсуждал такие интимные вещи с супругой, но с Бель всё было иначе — проще и сложнее одновременно. Но она хотя бы перестала говорить ему то, что думает об окружающих мужчинах. Не то чтобы она сильно ошибалось в оценках, но от этого её суждения шокировали не меньше.
Они спокойно позавтракали и даже из дома вышли вместе — по-родственному. Бель планировала вернуться в своё подразделение и без шума уйти в отставку, пока настоящая причина не станет заметна. Риддлу она ничего говорить не собиралась.
На службе Люциуса ждало письмо Фрэнка. Их полк переводили из Уика во Францию, поэтому он освобождал дом, отправляя Алису к матери в Шотландию. Наверное, так было удобнее для всех. Дом Люциус решил продать, потому что возвращаться туда не собирался и не видел смысла тратить деньги на содержание нежилой недвижимости. Можно было, конечно, отправить туда адъютанта, но почему-то захотелось поехать самому. Да и встретиться с Фрэнком было бы неплохо.
Люциус шёл по улицам Уика, пытаясь понять, отчего так замирает сердце. Вроде бы, ничего особенного, но близкий гул самолётов, заходящих на посадку, будоражил воспоминания. Сколько здесь было всякого, но больше — хорошего.
— Привет, Люциус, не ожидал тебя увидеть, но ты очень вовремя, — Фрэнк широко улыбнулся и стиснул его в объятьях. — Завтра утром Алиса с Невиллом уезжают, и ты бы их не увидел.
Очевидно, Фрэнк очень гордился сыном, который бодро проковылял им навстречу по комнате и требовательно потянулся, просясь на руки. Люциус уже успел забыть, какими маленькими бывают дети, и, осторожно прижимая упитанного ребёнка к себе, ощутил этот особый запах — молока и чего-то неуловимого… наверное, так пахнет жизнь… Поймав себя на таких мыслях, Люциус подумал о том, что, наверное, стареет, иначе откуда взялась эта сентиментальность?
— Люциус, как я рада тебя видеть!
Алиса вышла из комнаты, и Люциусу с трудом удалось скрыть недоумение. Она выглядела располневшей и очень довольной, но не могла же она…
— Ты прав, — улыбнулась Алиса. — У нас будет ещё ребёнок. Я думаю, девочка.
И когда только успели? Впрочем, теперь понятно желание Фрэнка отправить Алису к матери — одной её точно будет очень тяжело. Люциуса они восприняли как источник новостей обо всех, и он добросовестно ответил на все вопросы, понимая, что действительно знает о судьбе всех бывших сослуживцев. И довольно неплохо знает.
— Как в плену? — Алиса округлила глаза и прикрыла ладонью рот. — Северус?
— Да, — вздохнул Люциус. — И Рейнард.
— А это кто? — удивился Фрэнк.
— Тот, кто пришёл после тебя. Их сбили в одном бою.
— А про Сириуса ты что-то знаешь?
— Знаю. Прямо сейчас он поднимает в небо моего сына.
— Драко?! — выдохнула Алиса. — Как быстро он вырос.
— Это да, — согласился Люциус. — Очень быстро.
— А Сириус всё ещё…
Можно было и не договаривать. Сириус и в самом деле всё ещё не пережил потерю лучшего друга. Просто пытался как-то научиться с этим жить. Поэтому Люциус молча кивнул.
— А Артур?
— Артура наградили крестом «За лётные боевые заслуги», и у него действительно семеро детей.
— Я знаю, — Фрэнк улыбнулся. — Это только Северус не верил.
Когда Люциус рассказывал о Лили, Алиса плакала, а Фрэнк обнимал её за плечи и что-то шептал в затылок.
— Я так и знала… так и знала… — взгляд покрасневших от слёз глаз Алисы потускнел от боли. — Она была такая бедовая. А Бель? Что с ней?
— Решила уйти из армии.
— И правильно! — обрадовалась Алиса. — В небо мы ещё вернёмся. Вот кончится война, и…
Невилл начал тереть глаза, и Фрэнк осторожно взял его и понёс укладывать спать. А в глазах Алисы снова заблестели слёзы.
— Не обращай внимания, Люциус, я сейчас слишком много плачу, — пробормотала она, пытаясь улыбнуться. — Просто я очень боюсь за Фрэнка. Мы все вышли из боя, а он нет… и люди продолжают гибнуть… ох, Люци! И когда только это закончится?!
— Скоро. Теперь уже скоро!
Люциус вышел на улицу, чтобы покурить и отпустить воспоминания, которые словно законсервировались в стенах этого дома, ставшего когда-то для всех чем-то большим, чем просто место встречи. Он чиркнул зажигалкой, и как по волшебству перед ним появился кудлатый пёс, которого щенком подобрал ещё Поттер, и который после его гибели привязался к Северусу. Как же его звали?
— Бродяга?
Пёс довольно оскалился и несколько раз стукнул хвостом.
— Бродяга, — снова позвал Люциус. — Дурашка…
Пёс его признал и ткнулся мокрым носом в бедро, замирая в ожидании ласки.
— Бродяга, ты тоже его ждёшь, да?
Пёс дружелюбно замахал хвостом, подставляя под ладонь Люциуса то одно, то второе ухо.
— Ждёшь, да?.. Я тоже жду. И мы дождёмся. Обязательно. Я тебе обещаю.
Бродяга благодарно лизнул его в ладонь, закрепляя соглашение.
***
Зря, наверное, Люциус обещал скорое окончание войны. События, и правда, развивались стремительно, но как же хотелось их ускорить! Двадцать девятого июня союзники овладели глубоководным портом Шербур, разом избавившись от многих проблем со снабжением. До этого приходилось довольствоваться «искусственными гаванями», через которые шёл огромный поток грузов. Они были очень уязвимы из-за неустойчивой погоды. Взятие Шербура ускорило прибытие подкреплений, так как пропускная способность этого порта составляла пятнадцать тысяч тонн в сутки. А это означало возможность двигаться дальше. Плацдармом для сосредоточения американских войск перед прорывом стали окрестности города Сен-Ло, освобождённого двадцать третьего июля, и уже через два дня начался прорыв, в котором, кроме массированных артиллерийских обстрелов, большую роль сыграла поддержка авиации.