Толстый мужик с боковой полки снова всхрапнул. Лера покосилась на него, а когда снова подняла взгляд — воровки уже и след простыл.
Лера думала, что больше не заснет, но усталость взяла свое, и она почти сразу провалилась в душный, тяжелый сон без сновидений, одной рукой продолжая сжимать ручку чемоданчика.
Проснулась она, когда было уже совсем светло.
Пассажиры с нижней полки пили чай, толстый мужик, все в той же несвежей желтой майке, ел холодную курицу, с хрустом отламывая огромные куски.
— Сколько времени? — спросила Лера проводницу, скользившую по проходу с несколькими стаканами чая в руках.
— Двенадцатый час, скоро уже твой Владимир! Чаю хочешь?
Лера поставила чемодан на платформу и огляделась. Хотя она не так давно уехала из родного города, ей показалось, что за время ее отсутствия все здесь выцвело и уменьшилось. По перрону торопливо проходили немногочисленные пассажиры, пожилая цыганка разметала пыль пестрой юбкой, сверкала золотыми зубами, зорко поглядывала по сторонам — где что плохо лежит. Поравнявшись с Лерой, проговорила низким гундосым голосом:
— Позолоти ручку, молодая-красивая, все тебе расскажу, что было с тобой и что будет!
— Проваливай, тетка! — огрызнулась Лера, быстро нагнулась и на всякий случай покрепче прихватила чемодан.
— Зря не хочешь, — зашипела цыганка. — Сама себе навредить можешь! Большие неприятности на свою голову накличешь! Плохие люди на тебя зуб имеют…
— А ну, проваливай! — Лера сжала зубы и замахнулась. Про плохих людей она все и так знает.
Цыганка презрительно сплюнула, подобрала юбки и величественно удалилась, что-то бормоча под нос.
— Девушка, такси не надо? — тут же подкатился потертый дядька в кожаной кепке. — Такси недорого…
Сначала она хотела и его отфутболить, но потом представила трясущийся допотопный троллейбус, который еле ползет от вокзала через весь город, вспомнила плечи и локти его раздраженных пассажиров, набивающихся на каждой остановке, как сельди в бочку, и со вздохом спросила:
— Недорого — это сколько?
Дядька назвал цену, действительно смешную по сравнению с Москвой и Питером, и, хотя денег у нее оставалось совсем мало, она согласилась. Таксист потянулся за чемоданом, но она помотала головой и прижала его к груди.
— Как скажешь… хотел же помочь…
Через пять минут они ехали по ее родному, до боли знакомому городу, только Лере казалось, что здания как-то уменьшились, улицы сузились, даже самый воздух изменился, став каким-то плотным и пыльным. Мимо окон машины пролетели старые церкви, Дмитриевский собор, Золотые ворота, потом потянулись уютные двухэтажные домики, такие же, как сто лет назад: первый этаж оштукатурен и выкрашен зеленой или голубой краской, второй — бревенчатый или обшитый вагонкой, яркие ставни, резные наличники, веселые ситцевые занавески на окнах, герань и бальзамин. Между домами аккуратные дощатые заборы, крытые ворота, на которых восседает непременный кот, намывает мордочку, свысока поглядывая на прохожих и проезжих.
Затем машина проехала мимо мрачного бетонного корпуса химического комбината, вдалеке показалось здание бывшего обкома, которое в городе называли «Кубик Бобика» — за кубическую форму и по имени бывшего городского начальника Бобовикова. Миновали унылую громаду знаменитого Владимирского централа, проехали несколько кривых переулков и остановились перед покосившимся, давно не крашенным забором, за которым виднелся ее родной дом.
Лера расплатилась с таксистом, подхватила чемодан и толкнула калитку. Косматый пес рванулся к ней, натянул ржавую цепь, хрипло, недовольно залаял.
— Ты что, Султан, не узнал меня? — спросила она, шагнув навстречу. Султан еще раз для порядка гавкнул и затих, виновато замотал хвостом — извини, мол, не признал сразу, долго же тебя не было!
Она потрепала пса по мохнатому загривку, оглянулась на окна дома, но пошла сперва не туда, а к дровяному сараю. Прошла в дальний угол, разобрала поленья, засунула в глубину свой чемодан, заложила его, посмотрела со стороны — незаметно, и только тогда прошла к дому, поднялась по крыльцу и, не стучась, вошла в сени.
Отчим сидел на кухне, возле топящейся дровяной плиты, в застиранной серой майке и трикотажных тренировочных штанах, перед ним на сальной газете стояла ополовиненная бутылка водки, граненый стакан, жирная селедка и миска с солеными огурцами. За время, что она его не видела, он не то чтобы постарел, а еще больше обрюзг, оплыл, в лице еще заметнее проступили скупость и подозрительность.
«И квасит-то в одиночку! — подумала Лера, оглядев его. — Не обзавелся за всю жизнь друзьями из-за своего поганого характера, даже выпить не с кем!»
— Это кто ж это к нам пожаловал? — протянул отчим, поворачиваясь к двери. — И не постучавшись! А то я слышу, Султан загавкал… Да это никак Норка! Какие, извиняюсь, черти тебя принесли? Ишь ты, столичная штучка! Фу ты, ну ты, ножки гнуты! Видать, не больно-то тебе в столицах подфартило, коли в наши края воротившись?
— Здравствуй, — проговорила Лера, окидывая помещение взглядом. — Я у тебя немного поживу.
С какой это радости? — затянул отчим. — То годами не вспомнит старого человека, рубля на лекарства не пришлет, а как припекло — так прикатила на все готовенькое!
— Старый человек? — Лера сама удивилась собственному спокойствию. — Да на тебе еще пахать можно! Это дом моей матери, и я имею полное право в нем жить. Знаю я твои лекарства, — и она выразительно оглядела разложенные на столе припасы.
Заметно было, что отчим удивился ее спокойствию и уверенности. Раньше она взрывалась мгновенно, с пол-оборота начинался скандал, в котором он чувствовал себя, как рыба в воде. А теперь диспозиция изменилась, он потерял почву под ногами и решил сменить тактику.
— И правда — чего нам собачиться! Мы же вроде как родные люди…
— Именно — вроде как! — скривилась Лера.
— Ну так проходи, располагайся! Поживешь… пока, коли больше негде! Вещички-то твои где?
— Нет никаких вещичек! — отмахнулась она. — Только что на мне.
— Что ж так? — Его глаза снова недобро загорелись. — Видать, не больно-то в столицах разжилась? Ну ладно, нет так нет! Не хочешь с дороги выпить-закусить? Со свиданьицем, как говорится!