— Ввод информации...
Океан песка, Бесконечность песчаного пляжа, целое море дюн, чьи волны застыли в вечном движении под вечным ветром... Ее корабль волнообразными движениями летел теперь над этими песками, и она не была уверена — сидя в шлеме у горнила, полного огня, верхом на закованной в латы спине чудовища, — живой он, этот «корабль», или нет...
— Ввод информации...
Океан людей. Толпа колыхалась вокруг нее на перекрестке двух улиц, напирая, таща людей за собой, точно приливная волна — мелкие камни. Мимо нее с лязгом и грохотом проносились машины, застревая потом в чудовищных пробках, заставляя ее задыхаться от вонючих выхлопных газов, оглушая... Темнолицый незнакомец, с ног до головы одетый в коричневое, в шляпе с высокой островерхой тульей, в сверкающих ботинках, схватил ее за руку и громко спросил у нее что-то на незнакомом ей языке. Она увидела, как лицо его внезапно переменилось, и он выпустил ее руку...
— Ввод информации...
Океан ночной тьмы. Полное отсутствие света и жизни... ощущение микрокосмической вечности... осознание того, что в этой крохотной вселенной что-то происходит... и понимание собственной неспособности когда-либо проникнуть в тайную суть происходящего, вне зависимости от того, сколько еще раз она будет возвращаться к этой полночной пустоте, к этой безжизненности, кажущейся полной и абсолютной...
— ...конец анализа! — Слова эти эхом отдались у нее в ушах, голова с облегчением упала на грудь. Мун судорожно вздохнула, вновь возвращаясь в привычный мир. Стоя на коленях, откинулась назад, расправляя затекшие мышцы спины, глубоко вдыхая воздух и отчетливо ощущая каждый незначительный отклик собственного тела на эту возвращенную действительность.
Наконец она решилась открыть глаза и сразу, к великому своему облегчению, увидела, как из противоположного угла комнаты ей ободряюще улыбается Данакиль Лю, сидящий в грубо сколоченном деревянном кресле. Теперь уже, погружаясь в Транс, она способна была сама контролировать собственное тело — ее больше не нужно было держать или даже привязывать. Она с усталой гордостью улыбнулась своему наставнику и уселась на тканой циновке, скрестив ноги.
В дверь заглянула Клавалли, заслонив тот луч солнца, что так приятно согревал спину Мун. Мун поежилась, но тут следом за Клавалли в комнату ворвался новый луч — из широкого окна. Клавалли как-то рассеянно погладила Данакиля Лю по вечно встрепанным каштановым волосам. Он был спокойный, почти застенчивый человек, однако отлично ладил с Клавалли, легко сносил ее вечные причуды и лишь смеялся в ответ на ее капризы. Он порой просто поражал Мун своим полным несоответствием всему на этом острове — особенно внутри этих грубых хижин из пористого камня... Она понятия не имела, откуда он родом, но иногда замечала в его глазах тоску по тем, неведомым ей, местам или какой-то невысказанный вопрос, обращенный к ней, Мун, словно он где-то ее уже видел, словно они уже встречались раньше, только он никак не может вспомнить где, и это не дает ему покоя. На шее и на щеке у него были безобразные шрамы, будто оставленные когтистой лапой зверя...
— Ну, что же ты видела? — Вопрос был традиционным: Клавалли и Данакиль Лю специально задавали ей вопросы, на которые легко было ответить, чтобы научиться контролировать свое состояние после Транса и привыкнуть управлять своим телом и разумом. Их самих когда-то учили так же. Мун уже усвоила, что никогда не сможет точно припомнить, что именно отвечала на тот или иной вопрос, заданный ей непосредственно перед погружением в Транс: едва услышав первые слова, она мгновенно уносилась в мир видений, начинала падать в черный колодец — бездонный, как сама смерть... а потом ее окружал переменчивый мир снов, порождаемых тайной сущностью совершенно иного бытия. Каждый из заданных вопросов каким-то мистическим образом не только проявлялся в отдельном видении, но при этом с нею оставались связанными Клавалли или Данакиль Лю; они помогали ей не только погрузиться в Транс, но и уменьшить шок, порой чудовищный, от увиденного или узнанного ею.
— Я снова попала в Ничто. — Мун тряхнула головой, как бы освобождаясь от остатков воспоминаний, от тех теней, что все еще шебуршились у нее в голове. Первое, чему ее научили после прохождения обряда инициации, — это устанавливать телепатические барьеры и сосредоточивать внимание на чем-то конкретном, чтобы не сойти с ума, разом получив доступ ко всем тайным мыслям Хозяйки, и быть способной прочесть одну лишь конкретную ее мысль: ответ на заданный сивилле вопрос. — Почему мы чаще всего попадаем именно туда? Это словно утонуть...
— Не знаю, — ответила Клавалли. — Может быть, мы и тонем... Говорят, у тонущих тоже бывают видения...
Мун поежилась.
Наставники засмеялись. Клавалли присела на корточки возле Данакиля Лю, растирая ему плечи с какой-то рассеянной нежностью; ожерелье из морских раковин у него на шее мелодично позвякивало. От промозглого холода, что царил по ночам в домах на острове, у него буквально мертвели руки и ноги, он страдал от ужасных болей, но никогда не жаловался. Может быть, это потому... Мун теснее сжала руки между колен, глядя на них обоих.
— Ты отлично владеешь собой, Мун. — Данакиль Лю улыбнулся одновременно и ей, и Клавалли. — Ты с каждым разом все успешнее входишь в Транс — у тебя очень сильная воля.
Мун рывком заставила себя встать.
— Я, пожалуй, немного пройдусь, подышу воздухом, — собственный голос казался ей слабым и тонким. Она быстро вышла из комнаты, понимая, что нужен ей вовсе не свежий воздух.
Она почти бегом спустилась по тропе на берег узкого залива, где у причала стояли лодки; потом пошла по краю заросшего сине-зелеными водорослями и продуваемого всеми ветрами мыса. Тяжело дыша, бросилась на толстую, густо просоленную естественную подстилку, зарывшись в нее ногами и, видя перед собой южный утес, где жила, словно птица небесная в орлином гнезде, в течение долгих месяцев. За морем в голубой дымке виднелись холмистые очертания главного Острова Избранных, младшим братишкой которого был этот их островок... Она вдруг необычайно живо вспомнила последнее погружение в Транс и связанное с этим видение, которое, по воле Хозяйки, навсегда отделило ее от Спаркса. Мне ничуть не жаль! Она сильно замахнулась кулаком, но ладонь тут же раскрылась, и удар оказался больше похож на шлепок по влажным водорослям.
Она поднесла руку к самому лицу и стала внимательно рассматривать тонкую белую линию у запястья, где во время инициации Клавалли металлическим серпиком сделала надрез сперва ей, а потом — себе. Данакиль Лю сложил их руки так, чтобы кровь обеих женщин смешалась и единой струей потекла на землю, а сам тем временем пел гимн Матери Моря. Это было здесь, на этом самом месте. Здесь, на берегу бескрайнего моря, она была посвящена Хозяйке, и ей на шею повесили колючий трилистник; здесь они поздравили ее со вступлением в новую жизнь, а потом все по очереди испили морской воды из священной чаши; здесь, после совершения обряда, она получила право стать членом их святого братства. Она дрожала от страха, ее бросало то в жар, то в холод — она чувствовала рядом с собой присутствие Хозяйки... и, в конце концов, она упала без чувств и очнулась лишь на следующий день, все еще чувствуя в теле слабость и жар, а в душе — напряженное ожидание и восторг. Она оказалась одной из немногих избранных: по количеству шрамов на запястьях у Клавалли и Данакиля Лю можно было сделать вывод, что до нее они посвятили не более полудюжины неофитов. Мун сжала в руке трилистник, вспомнив, что Спаркс тоже всегда оберегал свою медаль — символ того, что их разделяло. Ощупывая острые края трилистника, она устало думала: смерть тому, кто полюбит сивиллу... смерть — стать ею...
Но ведь любовь среди предсказателей не запрещена! Мун оглянулась, завистливо подумав о том, что в ее отсутствие Клавалли и Данакиль Лю, вполне возможно, предаются любовным утехам. Теперь слова, сгоряча сказанные Спарксом при прощании, казались ей лишь чем-то вроде тоненькой линии где-то на горизонте — вроде едва заметного шрама у нее на запястье. Время и пережитое смыли причиненную боль — так морская волна смывает следы ног на песке, делая его вновь гладким и блестящим, — и теперь Мун остро чувствовала тоску и потребность видеть его. Ее любовь к нему осталась прежней. Он по-прежнему был ей нужен. Никогда не откажется она от него!