Выяснилось, что устав ухаживать за Варей безответно, бывший конторщик Епиходов посватался за Дуню в который раз, и она согласилась. Зажили потихоньку, сын родился, а когда пришли красные, Епиходов неожиданно быстро нашел своё место и теперь возглавил местный в деревне отдел совнаркома. Когда-то сам звал себя "двадцать два несчастья", а теперь изменился, стал увереннее. И не роняет ничего почти на пол. А добрым-то человеком он был всегда.
Когда новая власть стала дачи у собственников отнимать, Епиходов распорядился так: основная большая дача с бывшим домом Раневской и частью сада переходит во владение советской власти. Теперь тут распоряжением совнаркома был устроен приют для беспризорных детей, девочек, которых набрали по округе и поймали в Ярославле на вокзале или на базаре за воровством. Дети воровали от голода, это было ясно. И в 1922 году, окрепнув, советская власть взялась за беспризорников.
Епиходов назначил директором этого небольшого детского дома Варю, а Авдотья попросилась у мужа завхозом. В бывшей хозяйской спальне сделали спальню для детей, в гостиной теперь обедали, в других комнатах устроили классы.
Епиходов оказался не против того, чтобы в своём бывшем дачном доме появилась бывшая хозяйка Анна, только в новом качестве: учить детей грамоте и пролетарским песням было некому. Позже он также согласился, что Варя и Аня привезут сюда Любовь Андреевну.
– Да и кому теперь она помешает? – рассудил Епиходов.– Ей, небось, скоро лет сто?
Никто не ожидал, что бывшая барыня и хозяйка дачи, семидесятилетняя Любовь Андреевна Раневская не пожелает сидеть сложа руки, а станет садовницей, разведёт в приюте огород и будет заниматься с сиротками садовым хозяйством!.. Дети будут своими руками собирать урожай с помощью Бабушки, как теперь девочки называли Раневскую. Они выращивали картошку, свёклу, морковь, петрушку, укроп, лук, собирали с кустов смородину. Варенье варил весь дом.
Епиходов зорко следил, чтобы бывшие барыньки не устроили тут институт благородных девиц. Но, каждый раз, когда он наведывался с проверкой, Дуня ставила самовар, а Аня выводила хор приютских детей, который под аккомпанемент своей учительницы бойко пел песни революции. Потом девочки наперебой рассказывали дяденьке о своей учёбе и о том, как они читают в присланных им газетах о добром Ленине, заучивают наизусть даже целые предложения из его речей. И Епиходов млел. Уезжал, напоенный чаем, но для порядка наказывал "дальнейшее политическое чтение и заучивание тезисов революции и её вождя". Закрывая за ним двери, Варя и Аня с улыбкой переглядывались.
Прошел год, наступила весна. Раневская говорила теперь немного. Но вот однажды поздно вечером, после очередного суматошного трудового дня, уложив детей, Варя и Аня усадили маму ужинать. На столе, застеленном вышитой белой скатертью из "прошлой жизни", Аня расставляла чашки, а Варя – тарелки с дымящейся вареной картошкой, посыпанной резаным лучком, и постное масло в старом родном графинчике.
Любовь Андреевна сидела молча, чуть улыбаясь, сложив одна на другую покрытые морщинками, с припухшими суставами ладошки. Раньше эти руки знали только баночки с французскими кремами да столовые приборы. Даже дареные ей цветы в вазы ставил кто-то другой. Теперь за столом сидела старая женщина, благородно поседевшая, много повидавшая и, вопреки всякой логике, перенесшая всё, что послано было ей.
Аня думала про себя, что сегодня, кажется, мама перестаралась: она копалась с детьми в саду и на грядках дольше обычного. Но вот сидит за столом, как всегда, прямо, только глаза запали. Бедная мамочка, если бы тогда, давно, когда ещё не продали сада, она хоть краешком взгляда увидала себя теперешнюю! Заглянула бы в свою сиреневую комнату, где теперь спали несчастные сироты, увидела бы, где теперь проходит забор, отгородивший почти у самого дома лишь рощицу вишен – всё, что осталось им от огромного сада…
Однако нельзя было не заметить, что эти несколько выживших крепких деревьев были спасителями и дарителями счастья для Любови Андреевны. Целыми днями она трудилась вокруг них, ласкала руками, взором, словами, просто сидела на стульчике под ними молча… Вдруг она заговорила.
– Где-то я прочитала, что цветущий сад – символ красоты и покоя. Теперь я понимаю, что цветущий сад – это также и символ любви. Вечной, ничем суетным не обусловленной, такой, какой и должна быть любовь…