А утром мы пускались в путь по каньону. Мюнье расставлял нас по уступам скалы или на вершине хребта над ущельем. Иногда мы делились на две группы, Мюнье уводил Мари в соседнюю складку. Вдалеке тряс белой шевелюрой Меконг.
Мы ждали, что явится та, ради кого забрались сюда, пантера снегов, ирбис, согласно научному названию. Владычица, оказавшая милость этому каньону. Мы пришли лицезреть ее явление миру.
На Земле сейчас пять тысяч ирбисов. Человеческих существ, одетых в меховые манто, статистически больше. Пантеры снегов обитают в центральном массиве афганского Памира на Восточном Тибете, от Алтая до Гималаев. Среда их обитания совпадает с картой исторических авантюр на плато высокогорной Азии. Экспансия монгольской империи, психопатические рейды барона Унгерн-Штернберга, путешествия монахов-несторианцев через Синьцзян, усилия по советизации окраин СССР, археологические раскопки Поля Пейо в Туркестане — все это происходило в ареале расселения ирбисов. Люди вели себя там, как настоящие дикие звери. Что касается Мюнье, он обследовал восточный край этой зоны уже четыре года. Но шансы встретиться с миражом на пространстве в четверть Евразии оставались невелики. Вот если бы мой друг специализировался на портретах людей — его ремесло ожидало бы большое будущее. Полтора миллиарда китайцев против пяти тысяч пантер! Этот парень, на самом деле, ищет трудностей.
Стервятники, сменяя друг друга, несли свою погребальную службу. Гребни гор раньше всех приветствовали день. Сокол благословлял долину с высоты. Меня гипнотизировала смена караула хищных птиц. Они присматривают, чтобы все на земле происходило, как следует: чтобы смерти доставалась положенная порция живого, которое обеспечивает кому-то пропитание. Внизу, на огранявших ущелье крутых склонах, паслись яки. Невозмутимый Лео лежал в засаде среди мерзлой растительности и рассматривал сквозь очки каждую скалу. Мне недоставало его дотошности. Терпение имеет свои границы, у меня они проходили где-то в долине. Я размышлял о расположении зверей на ступенях иерархии этого царства. Пантера пребывала на самом верху, невидимость подтверждала ее высокий статус. Она царствовала и не нуждалась в том, чтобы показываться. Волки представали вероломными принцами, яки — толстыми, укутанными буржуа, рыси — мушкетерами, лисы — провинциальными дворянчиками; голубые бараны и ослы воплощали народ. Хищные же птицы символизировали духовенство, они ведали небом и смертью, им присуща двусмысленность. Церковники в ризах из перьев, они ничего не имели против, если бы с нами что-то стряслось…
Каньон вился между башенками, утыканными гротами, арками и покрытыми рваными тенями. Пейзаж серебрился на солнце. Ни дерева, ни лужайки. Хочешь мягкости ландшафта — сбавляй высоту.
Хребты гор не сдерживали ветра. Он выстраивал облака и управлял вспышками небесного света. Картины с привидениями в духе Людвига II Баварского, исполненные китайским гравером. По склонам скользили голубые бараны и золотые лисы, пересекая дымку тумана и придавая композиции законченность. Мы любовались полотнами, созданными миллионы лет назад силами материи земли, силами жизни, разрушения…
Понимать искусство я учился, разглядывая пейзажи. Чтобы оценивать красоту форм, нужно воспитывать глаз. Изучая географию, я узнал, что такое наносные почвы, котловины ледников. Школа Лувра приобщила меня к нюансам фламандского барокко и итальянского маньеризма. Я не думаю, что творения людей стоят выше совершенных рельефов, а флорентийские девушки грациознее бхаралов (голубых баранов). С моей точки зрения, Мюнье в такой же степени художник, в какой и фотограф.
Что же касается пантер и семейства кошачьих, я знал их только по изображениям художников. О картины, о времена! В римскую эпоху животные бродили вдоль южных границ Империи, воплощая дух Востока. Клеопатра делила с пантерой сан царицы окраинных земель. Мозаичники создали множество изображений зверей на полах домов в Волюбилисе, Пальмире, Александрии; пантеры танцуют там орфические пляски со слонами, медведями, львами и лошадьми. Пятнистая шкура — «пестрое платье», как называл ее Плиний Старший в I веке н. э., — являлась символом мощи и сладострастия. Плиний с уверенностью утверждал, что «звери эти весьма горячи в любви»[3]. Проходила пантера — а римлянин уже воображал ковер, на котором будет кувыркаться с рабыней.
Прошло тысяча восемьсот лет, и кошки стали очаровывать художников-романтиков. На Салонах 1830-х годов публика эпохи Реставрации открывала для себя дух дикой природы. Делакруа писал хищников, вцепляющихся в лошадиные шеи. Его образы неистовы: мускулы, жар, пыль, вздымающаяся сквозь пастозную живопись. Романтики влепляли пощечины классицистической умеренности. Делакруа, впрочем, удавался и отдыхающий тигр, чье мощное тело предавалось неге перед кровавой охотой. Живопись, прежде воспевавшая девственность, отныне упивалась дикостью.