И в сугроб Аиша ухнула выше колена. Сделала несколько шагов, с трудом переставляя ноги, вязнущие в снегу рыхлом, мягком, словно пушистый кошачий хвост. За спиной потянулась цепочка следов, похожих на колодцы-провалы, рассёкших уродливой кривой линией нетронутый белый наст.
Да и шишки вряд ли найдутся.
Зато можно наломать еловых веток.
Время позднее, вокруг никого.
Никто её не заметит.
Одежду Аиша оставила под ближайшей елью, тщательно завернув всё в пуховик и присыпав сверху снегом для надёжности. Там же сменила ипостась.
Крепнущий мороз вонзил ледяные свои клыки лишь в первую минуту-две, пока хрупкое человеческое тело торопливо, путаясь в рукавах и пуговицах, освобождалось от слоёв ткани, но затем неохотно разжал челюсти, отпуская на волю белокрылую сирену. Ступая неловко, переваливаясь по-утиному, Аиша выбралась из-под широких лап, колких, что коготки, тянущихся под весом зимней шубы к самой земле, расправила крылья и взлетела. Лес негустой, а над макушками деревьев и вовсе простор расстилался, тёмный, влекущий в неизвестность, кружил голову заманчивой далью, пусть и ограниченной поодаль предостерегающими городскими огнями.
Аиша сделала круг-другой над лесом, разминая крылья и разогревая тело, наслаждаясь упоительным ощущением воздушных объятий, незримых, но поддерживающих уверенно, колючим ветром в лицо, самой радостью полёта. Затем снизилась, выискивая подходящую ель. Стряхнула снег, осыпавшийся пушинками, аккуратно отломала глянувшуюся ветку, бросила на землю, потом принялась за другую. С птичьими когтями да пальцами, более сильными, крепкими и менее чувствительными к холоду и царапающим иголкам и шершавой коре, нежели обычные человеческие руки, дело спорилось быстро. Закончив с одним деревом, Аиша спускалась к земле, собирала улов и относила к месту, где оставила одежду. Сваливала кучей там и летела дальше. Много старалась не брать, да и не к чему ей столько. Стрелой взмывала над верхушками, жадно глотала ледяной воздух, будто освежающий лимонад в жаркий полдень, пила и не могла напиться. Напевала негромко, себе под нос, одну из услышанных по радио новогодних песен. И чудилось, словно мир вокруг оживает, пробуждается ото сна, отвечает на звуки голоса её, наполняется серебряными тенями.
Ярче мерцали звёзды в небесной выси.
С вкрадчивым звоном расползалась паутина трещин по стеклу тишины.
И тени то скользили змеями у самой земли, то рассекали стрекозами воздух, слишком быстрые, чтобы даже сирена смогла рассмотреть их, понять, на что они похожи.
Быть может, ни на что в частности.
Аиша скинула на еловую кучу последнюю партию, зависла в воздухе, оглядываясь. Снежинки позёмкой вились вокруг, поднятые мерными взмахами крыльев, и Аише виделись в маленьких вихрях неведомые силуэты.
Всё сбудется в Новый год
И печаль твоя пройдёт.
Просто пожелай,
Просто загадай.
Дурацкая песенка. И навязчивая, как всякие глупые песенки из тех, что день и ночь крутят по всем радиостанциям. Всего-то раз услышала и уже не отлипает, так и тянет напевать незатейливые строки снова и снова, мурлыкать лёгкий мотивчик.
Пожелай.
Загадай.
И всё сбудется.
Да-да, конечно. Щелчок пальцами, взмах волшебной палочки доброй феи и весь мир у ваших ног. Ни один вид магии в реальном мире так не работает, это известно всем нелюдям и тем, кто хоть немного связан с настоящим колдовством.
Аиша тряхнула длинными светлыми волосами, пытаясь избавиться от назойливой мысли что-нибудь загадать. Зачем? Просто так. Всё равно ведь не сбудется.
Маленькая тайная мечта, в которой Аиша не желала признаваться даже самой себе. Бесполезная, несбыточная.
А о бесполезном да несбыточном мечтать не след – к чему, если всё равно так и останется хрупкой, зыбкой грёзой? Она, Аиша, давно уже не в том возрасте, когда наивно, всей душой верят, что стоит пожелать и всё сбудется непременно, словно в глупой песенке.
Но мимолётная мысль проскользнула-таки юркой золотой рыбкой и Аиша с досадой закусила нижнюю губу. И зачем об этом подумала?
Снежные вихри вдруг поднялись выше, окружили, переплетаясь в искрящейся белой карусели, и Аише показалось, будто силуэты склонили головы – если, конечно, у них были головы, – принимая её желание, а мир протяжно вздохнул, бросив горсть снежинок сирене в лицо. Аиша охнула, мотнула головой, заполошно взмахнула крыльями. Внизу неожиданно громко, резко хрупнул наст, выдавая присутствие постороннего, заставляя сердце глухо стукнуть в приступе паники. Аиша даже не приземлилась – упала камнем, судорожно пытаясь развернуться в воздухе. На смену ипостаси у сирен уходило буквально несколько секунд и на снег встали уже не птичьи ноги, но босые человеческие, тут же утонувшие в сугробе. Ступни обожгло холодом, по телу пробежала дрожь, а вокруг сразу сомкнулось кольцо рук, заключая в горячие, тесные объятия.