— Утром опросите соседей. Может, они что-то видели или слышали. Заберите все и езжайте в лабораторию, я сам все здесь закончу.
Когда дверь за полицейским закрылась, Дон требовательно заявил:
— Собирайтесь. Раз преступник знает, где вы живете, вам нельзя здесь оставаться. Я отвезу вас к шефу.
— Нет.
Сбитый с толку, Дональд захлопал глазами, словно ему только что приказали встать на голову.
— Что?
— Нет, я не поеду к дяде Джеку, — упрямо повторила она.
— Но почему? Он ждет вас.
— Вы уже позвонили ему? Она казалась настолько испуганной, что Дон совсем растерялся.., и разозлился.
— А чего вы хотели? Черт возьми, вы же его крестница! Если бы я не сообщил ему, мне не сносить бы головы.
Конечно, Конихан прав, но это не меняет дела. Жить в доме Уилсона совершенно не входило в планы Нэнси. Со своей опекой он ничем не отличается от родителей. Она благодарна ему, что он вытащил ее из Атланты. Но теперь ей хотелось жить самостоятельно. Неужели каждый раз, пугаясь чего-то, она должна убегать к одному из своих родственников?
— Я не поеду к Джеку, — отрезала Нэнси.
— Тогда вы поедете ко мне домой, — как ни в чем не бывало заявил Дон.
К нему домой, похолодев, подумала она. Это невозможно!
— Ой нет, — воскликнула девушка. — Я не могу! Что с ней творится? Она боится его не меньше маньяка!
— У вас небольшой выбор, леди, если вы хотите остаться целой и невредимой, — сухо сказал он. — Вам нельзя оставаться одной в этом доме. Конечно, мы можем снова поставить охрану под окном, — продолжил он, предвидя ее возражения. — Наконец, мы можем поселить кого-то в вашем доме. Но негодяй не настолько глуп, чтобы так легко попасться на нашу удочку. В наших силах окружить вас полицейскими, но положа руку на сердце признайтесь мне, в состоянии ли вы спокойно уснуть, помня, что маньяк знает, где вы живете?
К горлу подступила тошнота при мысли, что мерзавец где-то рядом, смотрит на ее окна. По коже пробежал озноб.
— Нет. Но не думаю, что буду в большей безопасности у вас. Если он обнаружил, где я живу, ему не составит труда найти и ваш дом.
— Мм, — мрачно буркнул он. — Преступник не знает, что я занимаюсь его делом, а моего номера нет в телефонной книге, как, кстати, и вашего. Думаю, мой дом для вас надежное убежище. В случае чего ему придется иметь дело со мной.
Безопасность. Он соблазнял ее этим, толкая забыть болезненные уроки прошлого и поверить ему. Но старые раны все еще кровоточат, напоминая ей об однажды уже совершенной ошибке. Но почему же тогда, когда она испуганная позвонила в полицию, инстинкт подсказал ей попросить именно его.
И откуда-то, из глубины сознания, к ней пришло понимание, что вопреки всему, вопреки печальному жизненному опыту все ее мысли были прикованы не к Дональду Конихану, детективу, ведущему расследование по делу об изнасиловании, а к нему, Дону — единственному человеку, рядом с которым она чувствовала себя защищенной.
Дональд потянулся к телефону и набрал номер шефа…
Они приехали к нему на ее машине. По дороге Нэнси, боясь преследования, то и дело заглядывала в зеркало заднего вида, но не обнаружила ничего подозрительного. Ей не давало покоя еще одно обстоятельство — правильно ли она поступила, согласившись поехать к Конихану? Дон просто выполняет свои обязанности, убеждала себя девушка. Ведь случись такое с любой другой женщиной, он поступил бы точно так же. И чего тогда волноваться? Он предложил ей свой кров и защиту, только и всего.
Но когда Дон открыл входную дверь, сердце ее опять учащенно забилось. Нэнси задержалась на пороге, борясь с желанием убежать, но внутренний голос жестко приказал ей не быть идиоткой. Он не обидит. В глубине души она понимала это, но все равно сомнения терзали ее.
Нэнси вошла в гостиную и огляделась. Все знали, что Конихан уже давно разведен, и она ожидала увидеть холостяцкую берлогу. Однако, к своему изумлению, она отметила, что вместо берлоги попала в современный двухэтажный дом.
В гостиной стояла красивая мебель в раннеамериканском стиле, у камина удобно расположилось кресло-качалка. Везде чувствовалась заботливая женская рука. Нэнси обратила внимание на большую фотографию симпатичной темноволосой девочки-подростка, висевшую на стене.
Заметив ее взгляд, Дон подошел к ней и сказал:
— Моя дочь, Гертруда. Она хозяйничает в доме. — Ровным голосом, не допускающим дальнейших расспросов, он добавил:
— Она живет в Сан-Франциско с матерью и отчимом.
А он, оказывается, страдает, подумала Нэнси, подняв на него глаза. На бледном лице Дона не было заметно каких-либо эмоций, но непостижимым образом Нэнси почувствовала, что ему невыносимо больно находиться вдали от дочери и знать, что не он, а кто-то другой растит ее.
Поняв, что сделала непростительную ошибку, попытавшись проникнуть в тайны его личной жизни, она забеспокоилась. Зачем ей знать, о чем он думает, что чувствует? Гораздо спокойнее принимать его в качестве сотрудника, в обязанности которого входит обеспечение ее безопасности. Чтобы не натворить глупостей и, чего доброго, не влюбиться в него, ей ни в коем случае нельзя расслабляться. Но что-то внутри подсказывало ей, что она несколько запоздала со своими призывами…