Я с некоторым сожалением вспомнил свои армейские годы. Увы, нам тогда больше приходилось работать лопатой, киркой, рычагами бульдозеров и экскаваторов.
Мы быстро познакомились с солдатами. Они расспрашивали нас о зимовке, мы их — о трудностях службы. Каждый про себя удивлялся терпению и выносливости собеседника, считая, что сам находится в лучшем положении.
Выбранное для обстрела склонов время оказалось неудачным. Израсходовали весь боекомплект, но удалось сбросить лишь несколько очень незначительных лавин в бассейне Безымянной. Объем их не превышал нескольких десятков кубометров. Остальной снег не пожелал сдвинуться. Он вздрагивал, потрясаемый и разбрасываемый взрывами, но не трогался с места. Таково одно из самых коварных свойств снега. Такие ничтожные, на первый взгляд, причины, как величина зерен, их расположение, плотность, характер связи друг с другом, влажность снега, определяют все его поведение. Если снег «не готов», то даже под гору его с трудом сдвинешь бульдозером. Любая мина или снаряд здесь бессильны. В другом же случае, когда снег вот-вот готов сойти лавиной, достаточно не взрыва, а просто звука выстрела, чтобы снежные массы низринулись со склонов. Да, еще очень много нужно сделать, чтобы познать, понять, а затем и подчинить себе его строптивый характер.
Последний вечер
Покуда стоят эти горы,
Здесь будут скорбеть, ожидать и
любить,
О чем-то жалеть, и мечтать, и молить,
Покуда стоят эти горы!
Официально днем метеорологов считается 23 марта. Однако с чьей-то легкой руки, конечно совершенно неофициально, днем Гидрометслужбы стали считать 1 апреля. Кто это придумал, мы не знали, а если б узнали — ох, и плохо бы ему пришлось. Звучат в этот день взаимные наиехиднейшие поздравления вкупе с наилучшими пожеланиями. Правда, слышать их от своих не так обидно. Больше всего достается бедным синоптикам. Наиболее отчаянные радисты, вопреки строгим правилам, грозящим самыми жестокими карами за неслужебные передачи, ухитряются дать поздравительные телеграммы даже в управление. На станции синоптиков нет, здесь отыгрываются на метеорологах. Те в долгу не остаются.
Приближалось время расставания с Кызылчой. Почти шесть лет назад впервые поднялся я сюда, на хмурые склоны Чаткала. Сколько за это время пережито, узнано, сделано!
А сколько не узнано, не сделано! Вон белеет Каракуш — высшая точка в бассейне Кызылчи. Не раз я собирался подняться туда, но, облазив почти весь бассейн, так и не побывал там, так же как и в других интересных местах, окружающих станцию. Очень страшное, оказывается, это слово — «потом». Слишком часто становится оно синонимом слова «никогда», перечеркивая невзятые вершины, непройденные пути. Очень коротка человеческая жизнь, чтобы можно было себе позволить часто пользоваться этим словом, порождающим потом тоску по несбывшемуся. «Рано или поздно, под старость или в расцвете лет Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов… Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких, туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня». Прав Грин!
…Мы сидели с Эриком у окна в кают-компании и неторопливо, беззлобно переругивались.
— А кто в прошлом году на снегосъемке напартачил и выговор заработал?! Гляди, Сан Саныч, заставят на том свете за грехи вечно снегосъемку делать!
Я вообразил бесконечный снежный путь и себя с рейкой и плотномером. Иду, измеряю глубину и плотность снега и снова иду, иду, иду, как Агасфер. Бррр! Действительно страшно!
— Ах, так! Вообрази и ты себя на том свете. Соответствующее оформление, конечно. Сам, замы, помы, ангелы, архангелы, силы, власти небесные. Весы. На одной чашке стопка твоих трудов по гидрологии, а на другую архангелы Гавриил и Михаил, самые сильные на том свете, поминая господа бога и богородицу и утирая крыльями пот, с грохотом водрузят движок, распаявшийся на Четыксае по твоему недосмотру. Что перетянет?! А? Вот то-то!
С «улицы» донеслась песня.
— Гидрологи идут!
Я посмотрел в окно. Лежавшие у крыльца Бяша и Черт, навострив обрубленные уши, уставились в белесую муть тяжелого тумана, переглянулись и вновь погрузились в блаженную дремоту возле пустой миски. Послышался скрип лыж, и в тумане, как на фотографии в проявителе, стали медленно вырисовываться фигуры в плащах с острыми капюшонами, похожие на монахов или, скорее, на марсиан: сложные, зловеще поблескивающие приборы в их руках могли успешно сойти за инопланетное оружие. Было видно, как «марсиане» остановились, о чем-то посоветовались и двинулись в направлении своей конторы.