Она замолчала, чтобы перевести дух. И правильно сделала. Ведь произнесла она всё это на одном дыхании. Не прервись она сейчас, точно потеряла бы сознание от нехватки воздуха. Потом она протянула мне руку и сказала:
– К сожалению, меня зовут Хедвиг Хансен. Просто Хедвиг Хансен. «Ну и что? – скажешь ты. – Нормальное имя». Некоторые так и говорят: весьма практично. У них-то у самих наверняка имена поинтереснее, они даже не представляют себе, как скучно и обыденно зваться просто Хансен. У меня даже второго имени нет. Даже такого захудалого, как, например, Анна. Родители не удосужились вставить между Хедвиг и Хансен даже такого скучного имени, как Герд. Знаешь, я очень обижена на своих родителей. Могли бы проявить хоть капельку фантазии, когда придумывали мне имя.
– Понятно, – пробормотал я, – ясно.
Больше я выдавить из себя ничего не смог. Я никогда ещё не сталкивался с людьми, которые говорят так много и на такой скорости. Поди пойми, как отвечать на такие признания. Тут я увидел, что она до сих пор протягивает мне руку, и поспешно её пожал.
– Юлиан, – представился я. – Юлиан Вильхельмсен.
– Добрый день, Юлиан! – ответила Хедвиг. – Ты даже не представляешь себе, как необычайно, душераздирающе я рада познакомиться с тобой.
– М-м-м, э-э-э, нет, не представляю, – промычал я.
– Идём? – сказала Хедвиг.
– Ага, – согласился я.
Я-то собирался домой, и, если Хедвиг было со мной по пути, чего ж отказываться. Она вприпрыжку бежала рядом и вправду выглядела «необычайно, душераздирающе» счастливой. Я, пожалуй, даже не припомню, чтобы видел кого-нибудь таким радостным.
– Ты здорово плаваешь, – сказала она и улыбнулась. – Взад-вперёд, взад-вперёд. Да так быстро! Как ты этому научился? Давно? Часто тренируешься?
– Да, – ответил я.
– Представляю себе! Как чудесно вот так плавать, рассекая воду, будто акула! Ты часто представляешь себя акулой, рассекающей воду на бешеной скорости в погоне за добычей? Такой огромной, страшной акулой. Или весёлым, выпрыгивающим из воды дельфином. Я обожаю дельфинов! А ты? Они будто всё время улыбаются. Обращал внимание, что дельфины улыбаются? Мне кажется, это оттого, что они бесконечно счастливы. Как думаешь? Они ведь умеют так быстро плавать и потому не могут сдержать улыбки от радости.
– Да, – ответил я.
– Ты что-то не особо разговорчив, – пробурчала Хедвиг. – Но ты мне всё равно очень нравишься. И потом, ты умеешь плавать. Ты понимаешь, как тебе повезло, что ты так невероятно хорошо плаваешь?
– Я, признаться, об этом раньше не думал.
– А следовало бы подумать! И хорошенько, – сказала Хедвиг.
Впервые за время нашего знакомства она надолго умолкла. Я взглянул на неё. Теперь она не улыбалась, а смотрела на меня чуть ли не строго, ведь мне следовало со всей отчётливостью осознавать, как мне повезло, что я научился плавать. И тут я понял.
– А ты… Ты не умеешь плавать? – спросил я.
Хедвиг сразу не ответила, но в глазах её блеснули слёзы.
– Нет.
Она вздохнула и проглотила комок в горле.
– Я хотела бы этого больше всего на свете, – тихо проговорила она. – Думаю, если бы я умела плавать, то была бы более цельным человеком.
– Да ты и так выглядишь довольно цельной, – сказал я. – Не переживай.
Какое-то время мы шли молча, пока не вышли на главную улицу. Как всегда – как в прошлом году, и в позапрошлом, и за год до этого, – она сверкала рождественскими украшениями. Между домами висели оплетённые красными лентами гирлянды из еловых веток и больших сверкающих снежинок. Хедвиг задрала голову и взглянула на светящиеся над нами огоньки.
– К счастью, на свете есть много других причин для радости.
– Да, наверное.
– Вот Рождество, например. Разве оно не прекрасно? Разве не кажется, будто от такой красоты сейчас сердце лопнет, разлетится на тысячи сверкающих осколков?
– Ну да, довольно красиво, – согласился я.
Обычно я с нетерпением ждал, когда наконец украсят главную улицу, но в этом году я даже не заметил, как это случилось. Увидел только сейчас, хотя до Рождества оставалась всего неделя.