Она все-таки сумела подозвать к себе собачонку и, теперь уже тише, что-то ей привычно рассказывала. Активно жестикулируя руками и тем самым мячом. Странный способ дрессировки.
Он понаблюдал за этим еще пару минут. Медленно двинулся вперед, тихо приближаясь, не позволяя собаке выдать свое появление. Но шавка все равно заворчала. Он не обратил на это внимания. А Она просто не успела, когда Он мягко перехватил ее руку с мячом, заведенную за голову. И твердо сжал запястье, при этом второй рукой обхватил ее талию. Ощутил дрожь, пробежавшую у нее по телу. Поймал взгляд, когда она резко обернулась. Высокая, и правда. Почти доставала Ему до щеки, а Его боги ростом не обделили. Упругая и гибкая. Это ощущалось и через слои теплой одежды. Полная бурлящей силы.
- Так не дрессируют, - тихо проговорил Он почти Ей в самое ухо. – Покажи ей, кто главный. Что у тебя – сила и власть. Ты – хозяин. И в твоем праве поощрять ее или наказывать. Пока что - это собака дрессирует тебя.
- А как надо? - Она неуверенно улыбнулась, узнав Его, похоже, теперь действительно зная, с кем Ее вчера свел первый снег.
Смотрела казни? Вряд ли. Все, что он узнал, говорило - подобные зрелища не в Ее вкусе.
Он взглянул на собаку, которая бегала вокруг них с громким лаем.
- Тихо! Сидеть, - не повышая голоса, велел Он.
Собака замерла и послушно плюхнулась на снег, признав Его силу и авторитет. Как Он и думал, родные подарили Ей выдрессированное животное. Просто оно почувствовало открытость, доброту и искренность новой хозяйки. И не преминуло этим воспользоваться.
Но кроме этого, Он ощутил и новую волну дрожи, пронзившей Ее тело. Снова перевел глаза, внимательно вглядываясь в расширенные зрачки. Вслушался в прерывистые вздохи.
- Страшно? – так же ровно уточнил Он у Нее сразу обо всем.
- Нет, - она качнула головой, отметая Его подозрения. И улыбнулась, вновь щедро делясь своей силой. Такой же искрящейся-сладкой по ощущениям, как Она сама. – Тревожно. Но по-хорошему.
Ее слова заставили Его улыбнуться.
- Это правильно, - одобрил Он.
И, отклонившись чуть назад, завёл Ее руку дальше, после чего заставил резко бросить мяч:
- Принеси! – велел Он отрывисто, властным тоном.
Собака сорвалась с места и резво понеслась за мячом.
- Запомнила? – Он вновь опустил взгляд на Нее.
Он пах ветивером. И северным мхом. И бергамотом, а также еще какой-то морозной горечью, которую Она никак не могла узнать. Мешало обилие иных незнакомых и новых эмоций.
Но это все не было парфюмом. Уж Она-то в этом разбиралась. Так пахла его кожа. Весь этот мужчина. Она еще вчера ощутила этот аромат. И тут же в ней вспыхнул интерес, а следом и азарт: каким надо создать парфюм, чтобы не заглушить, а подчеркнуть всю мощь, твердость, бескомпромиссность и индивидуальность этого мужчины? Черты Его характера, Его личности, так отчетливо читались в Его походке, движениях и мимике, скупых словах, что это оглушало. И сегодня это ощущение не уменьшилось, скорее, нарастало с каждой секундой.
И его сила – плотный кокон, холодный, серебристо-туманный. Этот кокон обхватил Ее вместе с Его руками и словно втянул в себя. Поглотил. Не оставил шанса ни думать, ни ощущать ничего, кроме Него. Она не слышала ни слова из его советов по дрессировке: никак не могла справиться со всем этим.
Впрочем, наверное, это не было удивительно, учитывая то, кем Он являлся. Более слабый человек не сумел бы ни заполучить, ни удерживать это положение настолько долго. Хотя он был настолько же сногсшибателен и вчера, когда Она понятия не имела, чьей прогулке они с Тефи помешали. А сегодня утром, во время общего с родными завтрака, случайно увидела Его лицо в эфире.
Она не осталась за столом, чтобы следить за казнью. Да и не рассказывала никому о вчерашней встрече: слишком противоречивы были Ее эмоции, а сам инцидент вроде бы казался не стоящим обсуждения. Слишком мимолетно и безлично. Но и без этого ей хватило пищи для размышлений после этого эфира. И некоторой доли смущения, что не узнала, так просто разговаривала с Ним.
Да и сама эта казнь… Нет, Она знала, что наказание за измену – смерть. И тут не имелось сомнения, что эти люди хотели предать их народ, систему, Его как Хранителя. Просто Ее коробило от того, как это все приводилось в исполнение. Да и вообще, пугало подобное. Родные всегда оберегали Ее и она почти не сталкивалась с полной реальностью жизни. Да и не стремилась. Ей и так все нравилось.