— Идеальна, — хрипло выдохнул он. — Ты ведь это всегда хотела от меня услышать?
— Да, — всхлипнула Гермиона, извиваясь под ним и пытаясь насадиться на его член.
— Идеальна, — повторил он.
Она собиралась что-то ответить, но слова застряли у нее в горле, потому что в это мгновение он медленно ввел в ее лоно головку и замер, позволяя привыкнуть к ощущениям. Спустя мгновение он осторожно двинулся дальше, нежно входя в нее на всю длину.
Несколько секунд она лежала под ним, насаженная на его член. Тепло ее узкого лона обволакивало его, даря ни с чем не сравнимые ощущения. Он был уверен, что умер и попал в рай, потому что ничего подобного он еще не испытывал с тех пор, как себя помнил. С губ его сорвался тихий стон.
Гермиона изучала его лицо и думала о том, что никогда раньше не видела его таким. До этого она видела, как он улыбался, и была уверена, что улыбка преображает его, несомненно, в лучшую сторону, делая его лицо почти красивым. Но сейчас оно стало просто невероятным. Северус прикрыл глаза, губы его разомкнулись, было слышно его хриплое учащенное дыхание. На лице его застыло выражение чистого удовольствия. Гермиона с силой напрягла мышцы таза, сжимая и без того тугое лоно еще сильнее. Эффект от проделанного трюка был мгновенным. Глаза его тут же распахнулись и вперились в ее собственные, полуприкрытые. На губах застыла полуулыбка, и он начал двигаться внутри нее, постепенно наращивая темп и наслаждаясь каждым звуком, который она издавала. Пальцами он ласкал ее грудь, экспериментируя с тонкой гранью между удовольствием и болью, вознося ее все выше и выше на вершину блаженства. Каждый раз, когда он толкался в нее, она сильнее сжимала мышцы и двигалась навстречу. Он жадно смотрел на ее губы. Как же он ненавидел их раньше. Все те годы во время ее учебы он с отвращением смотрел на ее постоянно открытый и что-то вещавший рот. Но теперь, приоткрытые и изогнутые от наслаждения, они казались ему жутко сексуальными, а тихие стоны, которые с них срывались, были очень возбуждающими.
Она водила кончиками пальцев по его груди и животу, вырисовывая одной ей известные узоры на его бледной коже. Он наклонился к ее лицу и захватил ее губы в плен своих. Гермиона переместила ладони с его груди на шею, притягивая ближе. Она подтянула бедра к груди и обвила ногами его торс. В такой позе член его входил под другим углом, задевая внутри нее какую-то точку, и Гермиона застонала громче, почувствовав, что еще немного и она кончит.
— Я уже близко, — прошептала она.
— Тогда кончи для меня. Дай мне почувствовать это. — Он взял ее ладонь в свою и провел между их телами. — Ласкай себя.
Она коснулась пальцами своего клитора. Движения Северуса стали хаотичными, дыхание рваным. Гермиона стала тереть клитор, ища разрядки. Через пару минут она громко застонала, выкрикнув его имя, и тело ее содрогнулось от волны мощного оргазма. Почувствовав, как стенки ее влагалища сжимаются вокруг него, Северус ускорил темп, чувствуя, что уже прошел точку невозврата. Спустя мгновение он последовал за ней, заполняя ее лоно густым потоком семени. Он склонился над ней и поцеловал, замедляя темп и все еще чувствуя дрожь ее тела после оргазма. Дождавшись, когда волна наслаждения, затопившая их обоих, сойдет на нет, он выскользнул из нее и лег рядом, не выпуская из своих объятий и продолжая покрывать ее плечи и шею поцелуями.
Некоторое время спустя они оба уже крепко спали, накрывшись одеялом и переплетя ноги.
Гермиона проснулась через час и заворочалась, пытаясь размять затекшие мышцы, чем разбудила Северуса. Он посмотрел на нее, и в его взгляде читался немой вопрос.
— Нужно было мне подождать с отправкой письма.
— Почему?
— Ты, правда, не понимаешь?
— Просвети меня.
Она приподнялась, опираясь на локоть, и прижалась к его губам в чувственном поцелуе, который был призван растворить все страхи, еще таившиеся в глубине его сознания. Спустя несколько блаженных мгновений она отстранилась от него и улыбнулась.
— Вот почему.
— Боюсь, что ничем не смогу помочь.
— Почему?
— Ну, ты ведь не думаешь, что я все еще заинтересован в том, чтобы ты ушла.
Его пальцы ленивыми движениями скользили по ее бедру.
— Возможно, ты все еще хочешь избавиться от меня как можно скорее.
— Не знаю, в постели с тобой гораздо теплее.
Она весело рассмеялась.
— И как мне это понимать?
— Когда моя сова вернется, ты можешь отправить еще одно письмо и сообщить, что у тебя появилось срочное дело, требующее твоего присутствия, и чтобы тебя не ждали в течение следующих двух недель.
— Двух недель?
— Месяцев.
— Но я не могу отсутствовать так долго.
— Я уже сказал тебе свое мнение. В остальном поступай как знаешь.
— Ты хочешь, чтобы я осталась?
— Я бы очень хотел выяснить, что именно между нами происходит, но я не из тех, кто торопит события. А сейчас, пока отправить еще одно письмо ты не сможешь, предлагаю вернуться к более… насущным… вопросам.
Он прижался к ней, и Гермиона почувствовала его наполовину эрегированный член своим бедром.
— Например? — поддразнила она, будто не понимая, что он имеет в виду.
— Нам обоим не помешало бы принять душ. Я уверен, что потом мы сможем придумать и другие занятия.
Увидев ее игривую улыбку, Северус поднялся с кровати и прошел в ванную, ожидая, что она пойдет следом.
***
Следующим утром прилетела сова с ответом от Пэнси, и Гермиона поспешно нацарапала записку, в которой сообщала, что еще в течение двух-трех недель вернуться не получится, и чтобы все бумаги, касающиеся срочных дел, Пэнси отправила ей с совой. Пока сова отдыхала в течение нескольких часов после длинного перелета, она нервными шагами мерила комнату, стуча по полу пятками с такой силой, что, казалось, она проделает в нем дыру.
Спустя два дня сова прилетела обратно, нагруженная стопкой бумаг, с которой Гермиона неспешно расправлялась, просматривая примерно по одному комплекту в час. Северус помогал ей прорабатывать идеи, Гермиона помогала ему варить зелья, а в промежутках они помогали друг другу решать более интимные вопросы.
Две из трех недель пролетели быстро, и Гермиона наконец решила для себя, что хочет делать дальше.
— Идем со мной, — тихо предложила она как-то вечером.
— Я не могу. — Черты его лица внезапно стали жесткими, и Северус, которого она уже успела так хорошо узнать, спрятался.
— Даже ради меня?
— Я пока не готов.
Она не стала продолжать этот разговор, и они оба вновь притворились, будто Гермиона останется здесь навсегда. Но вот настал день, когда сова доставила ей портключ. Гермиона стала уныло паковать вещи в свою сумку, в то время как Северус колол дрова во дворе. В уголках ее глаз собрались слезы, которые она поспешила смахнуть тыльной стороной ладони, стараясь скрыть их от посторонних глаз.
Дверь распахнулась, впуская в дом свежий морозный воздух, и вошел Северус, отряхивая с ботинок снег. В черных, ниспадающих на плечи волосах виднелись снежинки, которые стали таять, стоило ему пройти в комнату. Его внешний вид напомнил ей о том дне, когда она впервые оказалась здесь, и ее сердце сжалось от боли. Гермиона посмотрела в окно. Снег валил гораздо сильнее, чем раньше, но вряд ли это сможет помешать работе портключа. Она прошла на кухню и, налив в две чашки горячего травяного чая, поставила их на низенький столик у камина.
Между ними повисло тягостное молчание. Он заметил ее сумку сразу же, как только вошел, хотя она и задвинула ее под диван, на котором не спала в течение вот уже нескольких недель. Он понял, что это означало. Он догадывался, что ее портключ совсем скоро должен активироваться. Он знал, что этот день рано или поздно наступит еще до того, как пришло это злополучное письмо. Он пытался запомнить все те моменты, что они провели вместе с первого дня ее появления здесь, сохранить в памяти ее образ и никогда не забывать. Но теперь, когда наступил момент расставания, на душе его скребли кошки.