«Что вы с нами сделаете?»
— Мы же вам сказали, все закончится очень красиво! Так же грандиозно, как было в Вако! Двадцать человек, погибших во время пожара в Центре, тогда как на самом деле Леонар убьет вас перед камерой незадолго до последней атаки штурмовой группы Национальной жандармерии, — с энтузиазмом объясняет мне Франсина. — Эксклюзивный материал для «ПсиГот'ик», для книги, для фильма, продажа живой записи всего случившегося. Вы отдаете себе отчет, что сейчас мы пишем страницу Истории? И к тому же захватывающую страницу!
С улицы доносятся крики, ругань, я сжимаюсь в ожидании выстрела, дверь резко распахивается, на пол падает чье-то тело.
— Этот сукин сын попытался удрать, пришлось ему вмазать, — говорит Мерканти, явно имея в виду моего дядю.
— Ты, наверное, сильно ударил. Кровь так и льет, — замечает Кристиан.
— У стариков кровь близко, — отвечает Мерканти. — К тому же она у них воняет. Не то что у малышни. Детская кровь — это вроде как ангел пописал.
— Этому дурному Лорье только и надо, что всадить пулю дядюшке в башку, — продолжает Кристиан. — Элиз плачет, все такое… Мать твою, это будет сильно!
Лорье! Я совершенно забыла о нем. Неужели он тоже входит в банду?
— Не надо приносить правдоподобие в жертву рейтингу! — говорит в это время Летиция. — С чего вдруг Лорье будет убивать дядюшку Элиз?
Кристиан обиженно бормочет: «Я ничего не знаю». Я неслышно вздыхаю. Психопаты обучаются писательскому искусству. Наши жизни подвешены на ниточке их сценария. Накладываясь на страх и злость, порыв ненависти создает горькую, невыносимую смесь, и мне кажется, что я сейчас взорвусь.
— А почему не получается то, что мы придумали? — спрашивает Кристиан.
— Мне все это кажется слащавым, — говорит Мерканти, — нет никаких неожиданностей. И от Элиз практически никакого толка. Это все же героиня!
— Ну, так надо просто оставить эпизод, в котором она находит тела жандармов. Она догадывается, что виновник всего — Леонар, — предлагает Кристиан.
— Почему? — перебивает его Мартина.
— Я не знаю! Потому что он — дядин сын!
— А откуда она это узнает? — настаивает Мартина своим медоточивым голосом.
— Вот дерьмо! Оттуда, что она героиня, иначе для чего она нам нужна, а?! — протестует Кристиан.
И еще секунд десять они напрягают свои мозговые извилины.
Блокнот: «Я догадываюсь, потому что догадываюсь. Посмотрите мои записки. Дедукция».
— Вот, она догадалась, потому что догадалась! — устало одобряет Ян. — Здорово, вы просто догадались?!
— Но о чем же она догадалась, если догадываться не о чем? — надрывается Кристиан.
— Она догадалась, какой именно догадки мы от нее ждали, — объясняет ему Франсина. — Наша милая Элиз действительно замечательный детектив.
— Ладно, хорошо, — говорит Кристиан. — Она догадалась, после этого она вызвала легавых и…
— Она — не — может — говорить! — скандирует Летиция.
— Ах да, я забыл! Надо признаться, она не облегчает нам задачу, — бормочет он. — К тому же она не очень-то сексуальна. Почему мы не взяли Памелу Андерсон?
— Хватит об этом! — отрезает Ян. — Так получилось, что через Франсину мы познакомились с дядей Элиз, а не с дядей Памелы Андерсон.
— Такой милый человек, этот господин Андриоли, — мурлычет Франсина. «Кому еще налить чайку?»
— У нас мало времени! — восклицает Ян, которого нервирует игривое настроение труппы убийц.
— Есть идея, — говорит Мартина, — просто гениальная штуковина: оказывается, что убийца — сама Элиз!
— Ах, вот как? — удивляется Кристиан. — И она убивает своим инвалидным креслом?
— Нет, она заказывает убийства, она пользуется услугами профессионального киллера, чтобы пережить новые приключения и заработать приличные деньги.
— А профессиональный киллер, это кто? — с интересом осведомляется Ян.
— Леонар! Таким образом мы возвращаемся к исходной позиции.
— Никто мне так и не сказал, каким образом Леонар мог убить всех этих людей! — бурчит Мерканти. — Я хочу сказать: он не настолько подвижен…
— Люди с ограниченной подвижностью способны устранять ближних не хуже других! — в бешенстве парирует Летиция.
— А вообще — дерьмовая твоя идея! — говорит Кристиан Мартине в это время.
— Я тебе запрещаю!
— А я говорю, что убийца — это Лорье! — настаивает он.
— Да. Это прекрасно! Это ниспровергает все догмы! Закон против Порядка! — Франсина хлопает в ладоши в знак одобрения.
— А Элиз пристрелит Лорье! — с энтузиазмом восклицает Ян.
— А кто же пристрелит Элиз? Нельзя оставлять свидетелей! — с досадой возражает Франсина.
— А если убийцей оказался дядюшка? — предлагает Мерканти.
— Он слишком стар! — отвечает Летиция. — В Лорье больше сексуальности.
— Нам нужен метод! — кричит Франсина. — Без метода нам не выпутаться! Слова влияют на форму, а форма определяет слова! Нам необходимо эстетическое кредо!
Недолгое молчание. Такое впечатление, словно я слышу, как по всей комнате носятся их безумные мысли. Мозговой штурм — или шторм — в самом прямом смысле слова. А, кстати, если Франсина лечилась в психбольнице, то каким образом ей разрешили руководить оздоровительным центром? Я царапаю в блокноте: «Франсина была в психушке?»
— Наша добрая Элиз интересуется психическим здоровьем милой Франсины! — объявляет Ян.
Чья-то рука хватает меня за подбородок, поднимает мне голову, от этой руки пахнет дезинфицирующей жидкостью. Губы, холодные и влажные, как слизняки, касаются моей щеки. Я задыхаюсь от кисловатой отдушки жевательной резинки. Дрожь отвращения пробегает по коже.
— Это длинная история. Франсине чуть было не пришлось испытать на себе опыт заключения, — шепчет он, прижимаясь губами к моему уху, но ее вовремя спасли…
Я пытаюсь отстраниться, но он усиливает хватку и лижет меня кончиком языка; мне кажется, будто мне в ухо пытается заползти огромный червяк.
— Это случилось в центре для детей-идиотов. Директор, настоящий блаженный, разволновался по поводу каких-то нарушений и хотел выдать ее властям. Но, прежде чем бедняга успел сделать это, с ним случилось несчастье. Передозировка. Знаешь, ангелочек, врачи очень часто оказываются наркоманами… Осознавая возложенную на нее миссию, Франсина-Тереза оставила свою должность и основала журнал. В каком-то роде она — наша Святая Мать, — добавляет он, проводя языком по моей щеке, моим глазам, моим судорожно сжатым губам.
Запретив себе вздрагивать от его прикосновений, я царапаю в блокноте: «Мой дядя?»
— О, тут ты никогда не догадаешься, моя конфетка! Жюстина познакомила его с Франсиной на каком-то вернисаже. Он искал кого-то, кто мог бы возглавить Центр. А у нее были все необходимые рекомендации. Видишь, как тесен мир, — иронизирует он, пытаясь втиснуть свой змеиный язык мне в рот.
— А что, если, пока у нас не готов последний эпизод, мы сложим всех жандармов в фургон, чтобы с первого взгляда никто ничего не заметил? — вдруг предлагает Летиция. — Это будет забавно: приезжает полиция: «Ничего необычного, мой командир!», и вдруг кто-то открывает дверь фургона и — раз! Музей плотских фигур мадам Бью-Всё. Поэтично и эффектно!
— Бью — что? — спрашивает Кристиан.
Летиция с гордостью объясняет ему придуманную ею игру слов.
— Да, небольшая постановочная работа не повредит, — соглашается Мартина, — это даст нам время для размышлений.
Шум, хлопанье дверей, смех, восклицания.
— До скорого, лапочка! — вставая, бросает мне Мерканти, и обещание, звучащее в его голосе, пронзает меня, словно скальпель, вонзающийся в беспомощную плоть.
Дядя, лежащий у моих ног, дышит с трудом. Рядом со мной находится еще какой-то человек, до сих пор он не произнес ни слова, а теперь заговорил: