— Гнат и впрямь никому не сказывал, что меж ним да Снежным Волком в Лесу приключилось, но хулы в его сторону ни разу не извергнул, а как стали Гната звать на охоту облавную, снежного волка добывать, так не только сам не пошел — дружков своих двух удержал. Стенька-бондарь с ним за то в хлам разлаялся, а Гнат все едино не пошел. Еще и облавникам вслед плюнул.
Трещит свеча, трепещет ее невеликий огонек. Молчит гость городской, собеседник мой нынешний. И я молчу — думаю. Не зря ли я ему лишнего сболтнула? А даже если и зря — что ж теперь? Пролитого не подымешь, сказанного не воротишь.
Да и боги с ним.
Колдун отщипнул от хлебного ломтя, сжевал задумчиво. Да без охоты — так, тишину занять. Не голоден он больше. А вот запить, небось, не прочь. Я встала, без просьб нацедила в кружку травного настоя. Поставила перед мужчиной. Стукнуло дерево о дерево, травы, настоявшись с вечера, поманили запахом.
— Спрашивай, — сев на место, напомнила.
— Да я уже спросил, — отозвался, принимая питье. Не столько горячее, сколько очень теплое. С терпким привкусом малины, сладковатым — ромашки, да еще парой-тройкой лесных трав. Тетка Млава толк в питье знает!
— В Огневке староста, Ерш Белославич, с Волком один на один стакнулся. Да про то сегодня уж баяли, жив-цел остался, токма зол, что твой шершень. У Влады, вдовицы, сынок единственный на пару с приятелем, Невзором-приблудой, тайком от старших в Лес удирали, снежную шкуру промышлять. Да вот беда — шкура-то при хозяине обретается. Уж до того резво по буеракам драпали — видать, тот делиться не пожелал. Яробуд-Хлыст, бобыль. Он в здешних краях охотник наипервейший. Да только и молчун он не из последних. Так что, подробностей, извиняй, не ведаю.
А еще огневская старостиха, матушка Лугана, могла бы о Снежном порассказать. Но про то тебе ведать не след. А коль возжелаешь все же — так саму Лугану и расспрашивай. Ужо она порасскажет…
— В Боровищах его если кто и видел — того не ведаю, а вот слыхали многие. Там недалече от деревни горка есть. Ну, горка — не горка, так, взгорок. Лоб каменный. Так вот, боровищенские сказывают, что в ясные ночи волк туда петь приходит, — я отмечаю, как отозвался на эти слова мужчина. Вроде, и не шевельнулся, и тело положение не переменило — а весь как будто подобрался, и я не могу отказать себе в малой радости, уточнить эдак раздумчиво, — Думаешь, там и есть то самое место, что вы, по всему Лесу искамши, не отыскали? Источник тот?
Ух, как взглядом-то полыхнул! И тут же унял. И тело вновь расслабил. Я только нос понадежней в кружку уткнула, улыбку в молоко сцеживая. Γрозен! И собой владеет изрядно… Он в ответ недовольно взором меня поколол. Да ты не старайся так, маг! Не трудись! К завтрему я и сама вспомню, что тебя страшусь. А ноне — не боится мне. Дурные сны страхи разогнали…
— Проверим! — отвечает, голову назад окинул, глаза прикрыл, теменем о бревенчатую стену оперся. Ноги расслаблено выпрямил, руки сцепил, пальцы переплел. Ну, до того ленив…
Ой, беда тебе, Нежка, будет, коли этот зверь на тебя озлобится! Испугаться бы мне, назад осадить — да где там! Темень-подружка нашептывает — не бойся! Я не выдам, отведу и укрою… Остеречься бы, скинуть с себя наваждение — но поет за стеной ветер, напевает о близких осенних бурях. И подпевает ему беспокойная моя душа, стряхивая с себя страхи и печали. И я улыбаюсь — в кружку, чтоб не дразнить колдуна еще больше. Но я улыбаюсь.
— Дальше, — напоминает мне он, и я напрягаю память послушно.
— Да я по именам боле и не припомню, — отзываюсь, — Кто волка в Ручьях да в Березовке видал — не назову. Но коли бабы аль ребятня за приметами не уследят, да по волчьей погоде в лес наладятся, то вовсе и не редкость, чтобы их оттель завернули.
— А мужчин? — он в этот раз и не шевельнулся вроде, и голос ровно удержал… А все одно — чую я, не то что-то с этим вопросом!
— А мужи у нас зимой в лес по хворост да по детячей игривости не ходят. Тут, почитай, половина зимой с охоты пробавляются. Уж они в погоде не ошибаются!
Мой черед спрашивать, я даже и знаю, чего бы выведать хотела.
— А коли не секрет, с чего вдруг так местная стая магов встревожила, что за нею аж ватагу в пять голов послали? Раньше-то, помнится, старосты все писали-писали, а им все отвечали — примем меры, да примем меры… Не один десяток годков уж те обещания годины справляют!
Помолчал колдун. Не от того, что отвечать не желал — но и от чего, разобрать я не смогла. Повертел в пальцах кругляш оберега.
— Так вышло, что около пяти лет назад в здешних краях пропал отряд, — заговорил он осторожно, — Не очень большой. Но и не малый. Чуть поболе десяти человек. Конных, оружных. Ко всякому привычных. Не зеленых юнцов — опытных, бывалых мужей. Поехали, и сгинули. И ни приметы, ни следа. Отряд возглавлял мой брат.