Принялась собирать на разнос нехитрую снедь. Хозяйка только хмыкнула, искоса взглянув мне в руки, но попрекать не стала.
— Я с гульбища пирожков Аглаиных с печенью принесла, — кивнула она в сторону малого стольца, — Там, в корзинке под полотенцем лежат. Возьми.
Я кивнула, добавила к позднему ужину пару пирожков, укрыла все чистым полотенцем. Подхватила бадью с теплой водицей, разнос к боку понадежней пристроила, да и совсем уж было с кухни ушла.
— Нежана, — окликнула меня в спину трактирщица, и когда я обернулась, лукаво вопросила, — Ну, как он хоть?..
Я в ответ выдохнула сладко, и прижмурилась, ровно кошка довольная.
Переглянувшись с Твердиславой, мы дружно прыснули, как две девчонки-несмышленыша, и я все ж поспешила наверх. А то, не ровен час, уснет Колдун — буди его потом…
Льется вода тонкой струйкой в широкие ладони. Фыркает, умываясь, мужчина. Я из чистого озорства полила на склоненную к бадье голову, на темную макушку — и Колдун затряс головой, не балуй, мол, Нежка!
А я что? Я и не балую! Мне просто смотреть на него в радость.
Зря я переживала, Горд не спал, одежу только верхнюю снять успел. Открыл на мой стук, да посторонился, к себе пропуская. Дверь за мной прикрыл. Я же бадейку опустила, пристроила разнос на стол, рушник на плечо закинула. Глянула на Колдуна вопросительно, и он послушно стащил рубаху.
А теперь вот я лила ему на руки теплую воду, что самолично для него приготовила, терпеливо ждала, пока наполощется вволю, и любовалась крепкой мужской спиной, широким разворотом плеч. Хорош он, все же, зрелой мужской красой, полной могутной, затаенной силы.
Эх, дура ты, девка — и беречься тебе уж поздно.
Я улыбнулась этой мысли — хоть куда разумней было бы запечалиться. Ну, да была бы я разумна — я б вовсе в эту ловушку не угодила. С этой мыслию я и плеснула щедро водицы на колдунский затылок — все, что в ковше осталось. Тут-то терпение мужское, и так не шибко богатое, иссякло, меня вместе с ковшиком и рушником, до которого черед так и не дошел, взвалили на плечо, да в два шага до кровати и донесли…
Два дыхания.
Его — хриплое, тяжелое, и мое — легкое, беззвучное. Он лежит рядом, лбом в подушку упершись, вытянувшись на животе. Распластался по всей кровати, а мне осталась лишь узкая полоса вдоль стены. Но мне хватает. И можно было б пихнуть Γорда в бок, отвоевывая себе места поболее, да он, верно, того и ждет, и не просто так развалился, а с умыслом, чтобы меня на возню подбить, но мне то не интересно. А интересно мне рассматривать Колдуна — коль уж случай выпал, и сам маг не возражает. Вот я и пользуюсь — устроилась на локте, разглядываю доверчиво разметавшегося мужчину. Глажу — раскрытой ладонью, от затылка, вдоль хребта, к пояснице. Всей ладонью ощущаю гладкую, влажноватую кожу, тугие, могутные мышцы под ней. Приятно… Хочется урчать кошкой, гладить, тереться об него. Не отказываю себе в такой малости — трусь щекой о его плечо, с силой тяну пальцами по спине:
— У тебя шрамов совсем мало. А те, что есть — бледные, неприметные, — отмечаю.
— Лечены хорошо, — отзывается Горд, а голос довольный, усталый. Низкий, мощный — каждое слово гулом в костях отзывается. — Ты ведь не отсюда родом?
— Не-а. Из Костерца я, — охотно отзываюсь. Глажу подушечками пальцев полукружье старого укуса — то ли рысь, то ли волк ухватил, теперь уж и не разберешь. У волка пасть поуже, а от рыси бы ещё и следы когтей где-то с этого же боку остались бы. — Это кто тебя так?
— Не помню. Гуль, кажется, — он повернул голову, лег щекой на подушку, и теперь смотрел на меня в упор, с тем же жадным любопытством, с каким и я его разглядывала.
Повозился под моими пальцами, укладываясь поудобнее, намеренно навалился на меня бедром, отбирая и без того невеликие крохи свободного места. Я потерлась коленом об его ногу — заметила, мол. На той половине лица, что мне видна, ухмылка как есть разбойная.
— А тут как оказалась?
Я задумалась — вроде, то и не тайна:
— Во Врата блуждающие случайно угодила. Портал стихийный, ежели по — вашему, по-умному. Да как-то и прижилась.
— А ты с чего взял, что я нездешняя? — я легонько пригладила три царапины с левого боку, еще свежие. Эти уже вестимо, откуда взялись — я в любви погорячилась.
— Видно. И говоришь ты чуть по — другому, и держишься иначе. Если не присматриваться, то не заметно, но все равно, проскакивает.
Я досадливо сверкнула на Колдуна глазами — ишь, внимательный выискался! Всем так, а ему не так! Куснула его за переносье, где горбинка ломаная завлекательно манила.