И дверь за собой тихохонько прикрыл.
***
Затрещали в печи поленья, плеснулось в тесном нутре ее пламя. Может, кто другой и не приметил бы, а рыжий Неклюд-Коваль пламя сызмальства любил и голос его слышать умел. Оттого и сейчас не оплошал. Поднялся с теплых полатей, где уложили его с семейством хлебосольные хозяева, женины родственники из Лесовиков. Вышел на улицу, стараясь ступать впотьмах в незнакомом дому осторожно да не шумно.
Снег беззвучно звенел, перекликались снежинки нездешними голосами. Ему, Неклюду, их речи не ясны — он по другую сторону стоит, супротивной силой наделен, но нынешние знаки разобрал без ошибки.
Постоял, вдыхая свежий ночной воздух, морозный да вкусный против спертого избяного духа. Прикинул про себя, что в этом году надо бы оберегающие знаки вокруг хутора пораньше обновить, и воротился в избу. И жена его, сквозь сон услышавшая возвращение мужа, сонно вопросила с печи:
— Ну, что там?
— Ничего, — ответил кузнец, — Все ладно.
И дверь за собой тихохонько прикрыл.
ЧАСТЬ 2.ГЛАВА 8
Ловчая петля чужой воли, накинутая кем-то невмерно умным, соскользнул с шеи легко, хватило встряхнуться. Ровно не опытный да умелый колдун его плел, а самоучка деревенский.
Широкие лапы легко ступали по снегу, коего в Лесу все ж таки мало было, а тот что лег — был рыхлым, вязким. Не успел слежаться.
Ну да успеется еще…
Белый волк — здоровенная зверюга — легко трусил по снежной целине, и следов за ним не оставалось. Снег за спиной его взлетал легкими бурунчиками, и опускался уже не тронутым белым покровом. Можно было бы и так идти, что бы вовсе не одна снежиночка под лапами не примялась, но зверь не хотел. Он играл. Соскучился, за лето-то!
Путь его лежал, по-перву, до знакомого озера, от него — куда след поднятый выведет. Потом надо бы поискать, что тут гости дорогие наворотили. А после — можно и владения свои обойти, обозреть — не завелся ли где нахальный чужак? Не посмел ли оставить меток в здешних угодьях какой-нить пришлый зверь?
Снежный волк, вожак потусторонней зимней стаи, трусил сквозь свои охотничьи владения по своим делам, то рассыпаясь снежной поземкой, то собираясь вновь в матерого волчару. То становился бесплотным, что твой призрак и скользил сквозь Лес белой тенью, а то обретал плоть, вес и материальность — и позади него оставалась отчетливая цепочка когтистых следов размером мало не с ладонь. И сызнова снег позаду него взлетал в воздух, кружился маленькими вихрями, и оседал на потревоженные сугробы, укрывая, что в Лес снова возвратился хозяин снежной стаи…
Шагом, бегом, скоком. То поземкой, то зверем. То уносясь вперед, обгоняя ветер — а то принимаясь валяться в снегу, кувыркаться, гоняясь за хвостом…
Лесное озеро взялось льдом — тонким, ненадежным.
Вожак сделал махонький шаг вперед. Ледок отозвался потрескиванием. Волк отступил, сел, уложив вокруг лап пышный хвост. Посмотрел с любопытством — уши встали торчком, впритирку друг к другу, голова склонилась набок и белый язык свесился из белой пасти.
Занятно как.
Волк облизнулся. Посидев, встал, пробежался вдоль берега, то и дело останавливаясь, царапая ледок когтистой лапой, возбужденно топчась и обмахивая бока хвостом-поленом. Проверяя на прочность гладкую поверхность — все едино, ненадежную. Зверю, в общем-то, и вовсе не нужен был этот лед, и на середину озера ему тоже не нужно было, он сюда за иным пришел, но скользкий, слабый покров манил, звал поиграть да силами помериться — кто ловчее, а до метели еще оставалось сколько-то времени, и волк, весь бесснежный год скучавший без озорства да проказ, не устоял. Шагнул на озерный неверный лед. Тот упруго прогнулся, но удержал тяжесть. Снежный волк, что без труда мог бы перемахнуть это озерцо одним скачком, кабы как следует разогнался, а то и вовсе, прошелестеть над ним снежным порывом, шуршащей поземкой, шел осторожно, медленно переставляя длинные жилистые ноги и растопыривая вовсю пальцы широких лап. Лед угрожающе потрескивал, но держал. Волк трусливо прижимал уши, прятал хвост — но шагал.
Ущербная луна жадно глядела с небес, высовывая любопытные рога в прорехи снежных туч.
Лед раздался в стороны неожиданно. Просто в единый миг внутренний треск стал обычным, всем слышимым, волчьи лапы разъехались в стороны, и волк с негодующим визгом ушел в воду, а темная вода схлестнулась над ним со злорадным плеском. Луна нетерпеливо вынырнула из-за туч целиком, и Седой Лес притих, ожидая — что ж дальше?