Новая метка. Маг потянулся силой, дождался отклика и отпустил. Магическая струна тихим, слышным лишь создателям звоном отчиталась, что добыча мимо не проходила, струны не касалась, иная нежить тоже мимо не хаживала, и в целом — на вверенной местности тишь и порядок.
И, несмотря на это, колдун был недоволен. Что-то шло не так.
А Лес напоминал, что пришлых здесь не жалуют. То цеплялся за одежду ежевичной лапами То щедро ссыпал снега с еловых ветвей — прямиком за шиворот. Подсовывал под ноги хрусткие сучья. Баловство, ерунда. Но кто понимает — скажет, что из таких мелочей и складываются знаки.
А было Колдуну довольно забот и без придирок своенравного Леса.
Три дня минуло, как невесть куда сгинула трактирная подавальщица Нежана. Вот с той самой ночной размолвки и исчезла.
И самое досадное — он ведь сразу знал, что норову та непростого, чай, за простыми-то такой хвост из недомолвок да непонятностей не волочится. Но все равно, такого уж не ожидал. Чтобы девка, теплая да податливая, в единый миг взъярилась, ровно зверь лесной. Тут и пожалеешь, что не догадался Аладариэля Сапсана, который ложь на слух различает, расспросить, сколько в слухах, что про подругу твою ходят, правды.
По всему может выйти, что и немало.
Горд досадливо сощурился, прикидывая, сколько ещё непроверенный меток осталось, и удастся ли сегодня их все пройти, или еще и завтра лес ногами мерить придется…
Да нет, вроде бы, сегодня должны закончить. Если никто из соратников сюрприза не поднесет, в виде потревоженной метки, можно будет пару дней сюда не наведываться. А потом опять придется заново проверять всю сеть. И так — до метели, с которой и начнется основная их работа.
Горд Вепрь вздохнул, прислушался, где отзывается на силу следующая метка, и проламывая ветви и приминая снег, пошел сквозь недовольный бесцеремонностью гостя лес в ту сторону.
Когда пропала Нежана-подавальщица, он и спохватился-то не сразу. Думал сперва, злится упрямая баба, даром что Ал с лекаркой миром разошлись. Оттого и не встревожился — ни когда в общем зале ее не увидел, из Леса возворотившись, ни когда она ночью не пришла. Только когда утром следующего дня им трапезу подала хозяйка самолично, заподозрил неладное. Да тогда же у трактирщицы и спросил напрямую, без затей — где, мол, помощница твоя, матушка Твердислава? Та же губы поджала, миски-плошки на столе переставляя, ровно не пригоже те стояли. А после за стол с гостями и присела. Помолчала, глядя блюда, да, верно, не видя их, и заговорила:
— Соколко-Лошадник по молодости в возчиках обретался, как и Ждан мой. Часто в обозах разом ходили, и не раз выручать друг дружку доводилось. Так что сдружились они. И оженились оба почти разом. Только мы-то с Жданом оба здешние, а Соколко женку издалека привез.
Говорила матушка Твердислава медленно, неохотно. Будто бы с трудом слова подбирая. Оттого и не стал Колдун спрашивать, что за дело ему до Соколко-Лошадника, да до его жены. Молча слушал.
— Она баба с разумением была — вежество блюла, но и себя понимала. Нраву была непростого, и соседушкам дорогим себя в обиду не давала. Хоть те поперву и взялись пришлую травить. Да только у Соколовой жены язык, что жало был, да и рука тяжела. У Нежки-то, поди, не легче.
Помолчала трактирщица, глядя на стол, блюдами уставленный, спохватилась:
— Да вы ешьте, ешьте! Хлеб вот берите — я хлеб сама пекла, ох, и удался нынче. С пустой-то утробой много не наработаешь, — с этими словами она подвинула ближе к Колдуну, широкую мису с хлебом, да меньшую — с грибами, а сама продолжила, — Словом, дочерь в мать пошла. И статью, и повадкой. Да только умом невесть кого. Матушка-то ее умела так дело обернуть, чтоб и интерес свой соблюсти, и людям по душе прийтись. А эта…
Твердислава махнула рукой:
— Не ужилась со свекровью. Правду сказать, в том вины ее мало. Свекровь-то другую невестку в дом приглядела, да только сын уперся, против воли родительницы пошел, да сам жену привел — вот и взялась склочная баба молодуху поедом есть. Та сколько могла терпела, да взыграло ретивое — не выдержала попреков да затрещин, осадила матушку-свекровушку, лаской на ласку ответила. Старая с того и вовсе взбеленилась. Тут-то бы и вмешаться ее мужу, пристрожить обеих, вразумить по-мужски — так нет же, не захотел он в бабьи дрязги лезть. А дело меж тем, совсем худо стало. До того дошло, что одна на другую щи, из печи вынутые, вывернула… Сцепились бабы за мужика насмерть, и поучить дур уму-разуму батогом некому было. Отрада-то их ненаглядная, чуму ему на голову, об ту пору уже с обозом к Бездневым горам ушел, — и пояснила на недоуменный взгляд Колдуна, — Самоцветы добывать. У нас этим промышляют иные. Не так, чтоб многие — но с каждого селища один-два мужа будет.