…и хорошо бы, чтоб вожак чужой стаи сам нынче не появился, и своих бы попридержал. Нет, он-то за себя постоять всяко сумеет, то и без драки ясно, но… Уж лучше бы им в метель по домам сидеть. Метель близилась, и росло, росло тревожное беспокойство, свербило в хребте, копилось в лапах. Наполняло ее тревожным ожиданием погони, жаждой бега и близкой охоты. А потом метель пала, и ее не стало.
Я пришла в себя в укромном местечке в глубине леса, под стволом старого выворотня. Сквозь прорехи сухих ветвей виднелось ночное небо — темное, звездное. А вокруг — снег. Белое богатство, щедро просыпанное на землю вьюгой. Прислушалась к себе и поняла, что стая уже ушла. Нет, кабы встала нужда — призвать я их в любой миг могла бы, да на что? Нет в том надобности. Я вылезла из убежища, на короткий миг перепугавшись — застряла! — суматошно загреблась, толкнулась, и выметнулась на полянку. Вслушалась-вчуялась настороженно в зимний лес. Тихо. Нет никого опасного поблизости. Встряхнулась, пустив роскошную шубу волнами и плеснув искрящими под луной снежинками на нетронутый покров полянки. Мстительно сыпанула на коварный выворотень снега задними лапами — может, я и могу при нужде в единый миг снегом осыпаться, но то вовсе не значит, что защемленные бока меня радуют! Да и потрусила прочь с поляны, напрямую, через густую чащу, где обтряхивая снег с нижних ветвей белой спиной, а где просачиваясь змеей-поземкой, оставляя позади себя то чернеющие в лунном свете голые стволы деревьев, то длинные языки чуть иначе лежащего снега.
Как то вышло — не ведаю, но Седой Лес я чувствовала, чуть ли не как самое себя. В какую бы глухую чащобу не занесло меня метельное беспамятство — я всегда ведала, где я, и куда идти след, чтобы выбраться к опушке, или к реке, или к дороге. Или к жилью.
К Лесовикам я прошла, ровно по струне, от селища ко мне прочно натянутой. На опушке приостановилась чуток, пробуя чуткими ноздрями воздух, поводя настороженными ушами — тихо. Спит селище. Дымами печными тянет, скотным духом. Жильем человечьим.
А как ни запахов, ни шумов подозрительных не учуяла, так и потрусила вдоль опушки, закладывая широкую дугу. Лекаркина изба на отшибе стояла. Можно было бы и напрямки пройти, могла я быть тихой да неприметной, могла и собак обмануть так, что не одна бы не встревожилась, лая не подняла… Вот только не ведала — магов провести удастся ли? Эти-то, коль вцепятся, похуже собак будут. А еще, не хотелось мне, чтоб вопросами они разными задаваться начали — к примеру, чего ради снежный волк в селище приперся, да что ему тут понадобилось?
Нет уж, лучше я постерегусь с излихом, чем от Горда Колдуна улепетывать буду.
Вышла я к тыну в давно примеченном месте, потопталась немного, да и перемахнула его. А здесь уже до Яринкиного подворья рукой подать.
Скользнула в калитку, прошла по утоптанной дорожке к порогу. Замерла.
Напряглась, примеряясь к плотно спеленавшим меня путам проклятья, рванулась из них — да и вывернулась из шкуры. Снег грудой к порогу пал, я же шагнула вперед, к лекаркиной двери, уже девкой.
…об прошлом годе мне это трудней давалось. Яринка открыла сразу, еще до того, как я постучать успела — ровно ждала. А может, и впрямь, ждала — кто ее, подруженьку, разберет. Посторонилась, пропуская в избяное тепло, зыркнула по сторонам, да дверь притворила плотненько. Я, не дожидаясь приглашения, к столу села. На Яринку засмотрелась. Простоволосая, в одной исподней белой рубахе — видно, что из постели ее подняли, а сна ни в одном глазу. Собранная, спокойная. Серьезная. Лучину затеплила. Накинула мне на плечи собственную долгополую шубу, хоть и знает давно, что я холода не ведаю, а все едино согреть пытается. Положила на стол кусок хлеба, из печи горшок с кашей вынула — ешь, мол, пропажа бродячая.
Хороша у подружки каша, а хлеб и вовсе таков, что не враз наешься.
Сама она напротив села. Плечи платком теплым укрыла, ноги под себя подобрала. Я мазнула по ней взглядом, да к хлебу с кашей вернулась. Про себя же лишь головой покачала — ишь, сидит, смотрит… Я себя чувствовала, ровно домой вернулась.
Как первый голод утолила, тогда и спросила то, зачем пришла:
— Что там с охотниками?
Ярина чуть поморщилась — куда, мол, торопишься, не поевши толком, за расспросы хватаешься? Встала, горячего травяного взвару мне подлила, заботливая.
— Что им станется, охотникам-то?
Она вздохнула, и опустилась на лавку, сызнова подобрав под себя ноги.
— К утрему вернулись. Меня не звали — то ли все хорошо, то ли своими силами справились. Будь с ними что серьезное — дядька Ждан уже упредил бы.