Маги спокойно и деловито примерились к телу, а затем дружно прихватили — Слав за руку, а Далена зацепив незримой петлей поперек туловища — и сноровисто поволокли покойничка к становищу.
Я вжалась в землю, дожидаясь, пока они пройдут мимо, а после встала, отряхнулась, и решила, что хватит.
Проводила, пора и честь знать!
А что Пестуна мои маги порешили — так мне оттого только лучше, меньше народу будет знать, что за волк уже пятый год в Седом Лесу снежную стаю водит.
В глаза старосте я глядела прямо, головы клонить и не думала.
Дядька Горен глядел, глядел, на девку, вежество позабывшую, страха не имеющую, да как грянул кулаком о стол, как рявкнул:
— А ну, хорош!
Погладил окладистую бороду, глядя, как я от неожиданности отскочила в угол, сгорбив спину да глядя на гостя исподлобья, и довольно крякнул:
— Всё, подурила — и будет. Возвертайся.
Все слова, что хотела я сказать Горену Храбричу, разом подевались куда-то.
— К… куда возвертаться? — пересохший язык едва ворохнулся, выговаривая слова.
— В селище, куда ж? — отозвался староста.
А… а гнать когда будут?..
— Только смотри, девка, — приговорил дядька Горен сурово, — Мы к тебе со всем почтением — но коли что, не обессудь, и в топоры взять можем.
И продолжил, будто не видя, как я хватаю ртом воздух, ровно вынутая из воды щука:
— Может, ты, Нежка, нелюдь, но девка правильная, и хоть и пришла со стороны — своею стать сумела. И коль уж так вышло, что сыскались тебе ручатели, то смысленные мужи окрестных селищ, общим числом пять, так порешили: избу тебе по осени срубят всем миром, до того времени жить будешь, как и допрежь, при Ждане Невзоровиче, в его трактир. С того же и кормиться будешь. Окромя того, с общинного поля, с загонной охоты, с рыбных ловов и с иных общих урочищ от последнего снега до первого, будет тебе доля дана, какую и лекарке дают, аль бездетной вдовице, аль одинокому старику. Ты ж, девица Нежана, за то обязуешься от первого снега и до последнего беречь окрестные селища, числом пять, от лесной нежити, от оголодалого зверья, и от прочей какой напасти, буде станет то в твоих силах, не щадя живота, не чиня ущерба ни жителям окрестных селищ, ни имуществу их. За то же, что в метель ты разум теряешь, спросу с тебя быть не может, ибо над тем ты не властна, своею же волей ты не вредить не станешь ни матерому мужу, ни жене, ни дитю, ни старику. А ручались за тебя в том от Лесовиков Ждан Невзорович, смысленный муж, трактирщик. От Огневки — Ерш Белославич, староста. От Боровищ — Яробуд Хлыст, смысленный муж, охотник. От Ручьев — Соболь Ольхич, смысленый муж, мельник. От Березовки — Ладко Вранович, смысленый муж, староста.
— Тако же челом за тебя перед миром били Неклюд Славич, коваль. Ярина, лекарка, да Власта, вдова. Так что знай — коли они за тебя, поручились, то, случись что, с них и спрос будет. Ежели согласна, девица Нежана — так и ступай теперь со мной в селище, и живи с миром и по Правде.
И с этими словами Горен Храбрич выдохнул, да и сел на единственную скамью подле непротопленной печи, пожаловался потолочным стропилам:
— Все ж, не тот у меня уж возраст — девок улещивать! — и вперившись в меня взглядом в упор, спросил жестко, — Ну что, согласная?
Я молча, осторожно кивнула. И, откашлявшись, поклонилась, подтвердила на словах, блюдя напрасно отринутое мной вежество:
— Согласная, Горен Храбрич.
— Ну от и добре, — отозвался на то лесовиковский староста. — Собирай пожитки, какие ни на есть, да и пойдем. Там бабы, небось, уже всю плешь мужикам проели. Что Твердислава, что Аглая, что моя хозяйка пилить горазды… А коль уж там нынче и Лугана обретается — то и вовсе, немудрено и впрямь в лес сбежать…
ЭПИЛОГ
Год выдался нелегкий: весной снег начал таять враз, быстро, и талые воды ручьями ушли в Быстринку, не успев как след напитать поля с огородами, а заодно и смыв с оных верхний, самый жирный слой землицы.
Благо что весна не подкачала, не подвела с дождями — голода все ж таки не случилось, но и жировать не приходилось. Старая Елея, которая знала слово, способное усмирить что паводок, что засуху, только руками развела — кабы не влез пришлый чароплет зимой в погоды, то ныне и нужды бы вмешиваться не было, а так — ей не совладать, и окрестный люд частенько поминал Пестуна недобрым словом.
Чуть погодя, в самую маковку лета, на самую жару, приключился в лесу пожар. Селищам повезло — прошел самый пал стороной, но лесное зверье ушло с перепугу, и вернулось не скоро — опустели охотничьи ловы мало не в треть.