Первый вопрос человека, который опасается попутчиков, подумал Левашов. Что это — обычная осторожность провинциала или нечто большее?
Неожиданно дверь открылась, и Левашов увидел Пермякова.
— Серега! — воскликнул тот. — Вот новость! Оказывается, и ты здесь! А я иду по вагонам — не может быть, думаю, чтобы ни одного знакомого не встретил! И надо же — ты здесь! Ум меркнет!
— Остров потому что, — сказал Иван. — Я вот тебя тоже где-то видел, а где… Ты в Буюклы не приезжал?
— Ты лучше спроси, давно ли я оттуда! — Пермяков беззаботно засмеялся, запрокинув голову назад. Гладко выбрит, из-под свитера выглядывает свежий воротничок рубашки, механически отметил Левашов. У меня-то уж точно вид похуже.
— А ты по какой линии? — поинтересовался Афанасий.
— По линии снабжения, — быстро ответил Пермяков.
— О! Ты тогда нужный человек! Афанасий! — он протянул руку.
— Геннадий. Очень приятно. Очень приятно, — Пермяков всем пожал руки, всем сказал, что его зовут Геннадием, и заверил в том, что ему очень приятно познакомиться с такими ребятами. — А я, значит, иду по составу и ни одной знакомой физиономии. И вдруг вижу — Серега! Друг! Надо же!
И Пермяков стал рассказывать какие-то истории, первым смеялся, дергал Левашова за рукав, как бы призывая в свидетели. Потом принялся расспрашивать ребят про Буюклы, про леспромхоз, в котором они работали, про начальство…
— Все ясно. Они ни при чем. Они в самом деле работают в леспромхозе, — спокойно и деловито сказал он, когда ребята вышли покурить.
— В основное время, — заметил Левашов. — А вообще, какого ты черта пришел?
— Соскучился. Как, думаю, поживает мой друг Серега Левашов — ответственный работник Урупской цунамистанции. И потом, я ведь тоже теперь еду, если можно так выразиться, в седьмом вагоне.
— Да, в шестом нашу лавочку можно прикрывать. Я разговаривал со Степаном Федоровичем.
— Да? Как?!
— По телефону. На линии подсоединились. Тебе поклон.
— Спасибо. Что у них?
— Одного задержали. Но улик немного… Степан Федорович сказал, что этот тип едет в седьмом вагоне. Правда, теперь здесь не двадцать человек, а все сорок!
— Но ты ведь помнишь, кто был в вагоне до переселения? Слушай, Серега, надо заставить его зашевелиться.
— А не провернуть ли нам такую вещь, — медленно проговорил Левашов. — У тебя пропадает чемодан. Ты поднимаешь шум, грозишься вызвать милицию, обыскать состав. Короче, устраиваешь легкую истерику, начинаешь всех подозревать и в конце концов приводишь милицию. Через два вагона, кстати, едут двое наших ребят — демобилизованные. Но они в форме, так что воспользоваться их услугами можно… Итак, что делает преступник?
— Он начинает шевелить мозгами, — сказал Пермяков. — Первым делом ему нужно избавиться от денег. Это улика. А вдруг в самом деле милиция устроит обыск? Самое разумное в его положении — припрятать деньги.
— Как? Вот деньги, вот ты с пеной у рта, вот милиционеры…
— Значит, нужно дать ему возможность избавиться от улики стоимостью в пятьдесят тысяч рублей… Я бы на его месте взял чемодан и ушел с поезда.
— Ты не выглядывал наружу? Над нами тайфун, Гена. Скорость ветра — пятьдесят метров в секунду. Деревья валятся. Он выдохнется на первой же сотне метров. Как ты думаешь, он доволен, что состав занесло?
— Вряд ли. Деньги не спрятаны. Дело не сделано. — Пермяков сейчас совсем не был похож на того шумного рубаху-парня, который ворвался в купе час назад. Теперь он был сосредоточен и словно немного опечален какой-то неотступной мыслью.
— А если нам для начала проверить документы? Возможно, у него нет даже разрешения на въезд.
— Как проверить? — Пермяков вскинул густые брови.
— Есть такая возможность.
Вечер тянулся мучительно долго. Темные купе, свечи в концах коридоров, храп на полках — все это угнетало. Лесорубы уже который час равнодушно шлепали набрякшими картами — им безделье давалось, наверное, тяжелее всего. Просидев час-другой, Иван вдруг вскакивал и тяжелыми, сильными шагами удалялся по коридору. Он проходил через весь длинный состав и так же быстро возвращался.
— Фу! — говорил он облегченно. — Будто дело какое сделал.
— Всех обошел? Везде отметился? — смеялся кудлатый Афоня.
— Вы бы уж под уши сыграли, что ли, — советовал Левашов.
— Как? — не понял Иван.
— Ну как… Кто проиграет, тому ухо тут же и отделяют. Как два раза продул, так живи без ушей.
— С одними дырками! — захохотал Афоня.
— Нет, под уши я не буду, — сказал Иван и, не доиграв, бросил карты. Он поднял штору и с огорчением уставился на снег за окном. Потом медленно провел по стеклу толстыми пальцами, постучал костяшками по раме, вздохнул и сел. — Ох и вкалывать придется ребятам! Дорог нет, лесовозы под снегом, рембазу еще отрыть надо… А материалы, горючее…