— Ты! Тюря нехлебанная! Когда ты в море месяц пробудешь и вдоволь рыбки поешь на первое, на второе и на третье, вот тогда мы с тобой об овощах поговорим.
— А я с тобой и сейчас согласен о чем угодно ночь напролет говорить! А? Может столкуемся? Главное — Колю, из твоего купе вытурить…
— Жаль, что ты на второй полке, не дотянусь, — с сожалением сказала Оля и вышла.
— Ничего, — протянул Виталий, переворачиваясь на спину. — Столкуемся. Не сегодня, так завтра… Не с тобой, так с другой… Не об этом, так об том… Столкуемся. Никуда никто не денется.
Пермяков пришел под утро.
— Вот, оказывается, как ты дежуришь, — сказал он. — Дрыхнешь без задних ног!
— Виноват… — Левашов приподнялся на полке, сел, пригладил волосы. — Дежурства отменяются, — сказал он, когда они вышли в коридор. — Проведем, товарищ Пермяков, маленький следственный эксперимент.
— Интересно. Какая роль отводится мне?
— Не беспокойся, справишься. Отойдем к тамбуру. Так… Становись у самой двери. А теперь сделай семь шагов на цыпочках в глубь коридора. И заметь, у какого купе ты окажешься. Смелей, это недалеко.
— Я оказался у твоего купе, — сказал Пермяков, вернувшись.
— А теперь еще раз. Только шаги делай побольше.
Пермяков снова вышел в коридор, прижался спиной к двери и начал отмерять шаги. При счете семь он остановился и посмотрел на дверь купе. Вернулся.
— Не хватило примерно полтора шага до седьмого купе, — сказал он. — А прошлый раз я остановился у пятого. Твое ведь пятое?
— Что-нибудь случилось?
— Пошли.
Постояв в тамбуре, они торопясь проскочили в восьмой вагон. Постояли, прислушиваясь. Левашов включил фонарь, бросил луч по полкам, по окнам…
— Подожди, Серега… А ну-ка, посвети на пол… Видишь?
На полу, покрытом искрящейся изморозью, виднелись следы. Кто-то совсем недавно, потоптавшись, большими шагами прошел в глубину вагона.
— Как же это он? — в недоумении проговорил Левашов. — Такая неосторожность… Может, провокация?
— Никакой провокации. Он приходил сюда без фонаря. Поэтому собственных следов видеть не мог. А о том, что на полу образовалась изморозь, ему и в голову не пришло.
— Да, все учесть невозможно… Надо же, изморозь образовалась…
Следы пересекали вагон и выходили в тамбур.
— Здесь должен быть угольный ящик… — Левашов осмотрел пол, стенку. — Вот! — Открыв металлическую дверцу, он направил луч в нишу. Там, прикрытый угольным мешком, стоял небольшой клеенчатый чемоданчик с потертой ручкой и сбитыми уголками.
— Батюшки-светы! — шепотом воскликнул Пермяков. — Никак нашли?!
Вынув чемодан из ниши, Левашов прикинул его на вес.
— На подержи… Будешь знать, сколько весят пятьдесят тысяч…
Чемодан открылся легко — замок был самый обычный. Вложенные в плотный целлофановый мешок, деньги лежали, прикрытые пижамой. Вначале, видно, их старались укладывать пачками по достоинству, но потом просто ссыпали как попало.
— Ум меркнет, — проговорил Пермяков. — Уверен, что они и посчитать не успели…
— Не до того было… Ничего мешочек… А теперь вкладывай все на место и закрывай чемодан. Остальное, как говорится, дело техники. Мы ведь с тобой старые по этому делу.
Войдя в тамбур своего вагона, они прислушались. Все было спокойно. Нигде не хлопнула дверь, никто не вышел вслед за ними.
— Ну что, — сказал Пермяков, — подобьем бабки?
— Пора. Я вот думаю — не сделал ли я ошибки… Может быть, мне следовало взять этого типа прямо в тамбуре, когда он возвращался? И тогда он уже сидел бы в отдельном купе.
— По-моему, все правильно. Никакой ошибки. — Пермяков помолчал и повторил: — Все правильно. Во-первых, ты не знал, зачем он ходил в пустой вагон. Не исключено, что это был обычный воришка, стащивший у кого-то бумажник. А может, человеку по нужде пришлось сбегать. И разоблачать себя вот так, с бухты-барахты совершенно ни к чему.
— А во-вторых?
— А во-вторых, у него в поезде, возможно, есть сообщник. Вроде бы он едет один, ну а вдруг не один, а двое, трое? Вдруг деньги между ними разделены? Вдруг он ничего не прятал, а только сходил посмотреть этот тайник, чтобы убедиться в надежности? А сейчас мы о нем знаем, а он о нас — нет.
— Во всяком случае, мы на это надеемся, — улыбнулся Левашов.
— Мы можем быть в этом уверены. Знай он, что мы сидим здесь ради него, он не стал бы прятать деньги так близко. Ведь, по сути, они у него под рукой, он может взять их за две-три минуты. А мог спрятать их понадежнее. В паровозе, к примеру. Мог отнести к первому километровому столбу и зарыть в снег. Мог, в конце концов, обшивку где-нибудь снять, положить между стенками деньги и снова все завинтить.