Сначала хотели устроить западню для Вики в Альпах — все было бы гораздо проще и дешевле, — но там ее могли быстро найти, связи и возможности Винсента Морено не стоило приуменьшать.
В общем, Виктория Демидова полетела на Урал.
Кай не одобрял всего этого, но и не вмешивался. Он вообще максимально дистанцировался от происходящего в пещерах, обустроив свое личное пространство. И наслаждался покоем, который вскоре должен был закончиться — свадьба с Брунгильдой Вюрнсдорф неумолимо приближалась.
Нет, Кай вовсе не был женоненавистником, он был нормальным мужчиной с нормальной ориентацией. И когда ему нужна была женщина, он ее получал — любая представительница слабого пола из живущих в пещерах с удовольствием разделяла со сверхчеловеком постель. Тем более что любовником Кай был умелым и его партнерши получали максимум удовольствия.
Но — все было технично, полезно для здоровья, приятно. Не более.
А переспать с кем‑то там, на поверхности, Каю и в голову не приходило. И вовсе не потому, что он считал людей недочеловеками, просто… Услугами проституток он пользоваться не хотел, а банальный перепих после пары стаканов текилы ему был неинтересен.
В общем, его мать вместе с остальной верхушкой «Аненербе» плела свои сети, заманивая в ловушку какую‑то Викторию Демидову, а Кай готовился к свадьбе.
И как раз летел обратно с церемонии официального обручения с Брунгильдой Вюрнсдорф, когда и произошла его встреча с судьбой…
Глава 6
Кай во время своих поездок старался общаться с попутчиками по минимуму, отгородившись от мира непроницаемыми стеклами черных очков. Но его внешность все равно привлекала внимание окружающих — слишком уж он выделялся из толпы. И в первую очередь — холеной гривой цвета платины и гладкой белоснежной кожей. Настолько гладкой, что мужчина казался ожившей мраморной статуей, одетой в элитные вещи.
В общем, пялились на него постоянно, и с этим ничего поделать было нельзя. Главное, вести себя абсолютно спокойно, не обращая внимания на откровенное разглядывание, и постепенно интерес окружающих выгорал — ну интересный типчик, и что?
Правда, иногда представительницы слабого пола, начитавшиеся, похоже, женских журналов, настоятельно рекомендующих всем барышням не ждать, пока принц соизволит обратить на них внимание, а самим идти в атаку на вожделенную цель, нарушали его уединение.
Рекомендуемой атакой нарушали. Кто‑то пер нагло, кто‑то пытался кокетничать, некоторые разыгрывали нелепые сценки типа «ой, простите, что я вам на колени упала, я такая неловкая!».
Эти последние особенно раздражали Кая, поскольку их выходки могли притащить на холеной холке большие проблемы. Связанные с лишением мужчины главного средства маскировки — темных очков.
Потому что глаза показывать было нельзя.
В этом Кай уже имел однажды сомнительное удовольствие убедиться. Он спокойно ждал вылета в накопителе, лениво листая какой‑то журнал, когда сиденье рядом с ним придушенно взвизгнуло. А обонятельные рецепторы мужчины атаковала волна жутчайшего смрада, который получается, когда запах пота стараются забить, вернее — залить большим количеством духов.
И тут уже было абсолютно все равно, какими духами пользуется грязнуля — дешевыми или эксклюзивными, — результат всегда был один: биологическое оружие массового поражения.
К тому же едва не раздавившая худосочное пластиковое креслице особь воняла еще и ментально. Кай не уловил в ее эмоциях ничего светлого, лишь густое варево из похоти, наглости и привычки получать все, что мадам заблагорассудится.
Первым желанием, о котором ему истерически сигнализировало обоняние, было немедленно встать и уйти. Но в накопитель продолжали втекать новые пассажиры, и свободных мест для сидения уже не осталось. А до вылета еще полчаса, подпирать стену любителю комфорта Каю не хотелось.
И он остался сидеть, о чем очень скоро пожалел.
Совсем скоро, буквально через тридцать секунд.
Потому что испортившая воздух и настроение дама не привыкла ждать. Концентрация похоти в ее мыслях достигла максимально возможных размеров, вытеснив из и без того мелкой душонки все остальное.
На предплечье Кая легла горячая тяжесть. Он скосил глаза и еле удержался от испуганного вопля — на его руке лежала лапа. Именно лапа, не ладошка, пусть и ухоженная, уж больно здоровенная была эта ладошка, больше похожая на длань молотобойца. На коротких сарделькообразных пальцах, украшенных ярко‑алыми наклеенными кинжалами, были нанизаны здоровенные уродливые перстни, само собой, золотые.