Он замолкает, собираясь с тяжелыми мыслями.
— Когда пришли люди с материка, сразу вздумал, что добра от них не дождешься. Коней расседлали да овса им оставили — велели нам приглядеть. Самих же есть — накормили, спать — уложили. Баньку вон, как сегодня, им натопили. Много их было — целый отряд. Ни то что сейчас осталось. Но ни тогда не сейчас не можем перечить. Сама пойми: кобринцы! Если бы не их император, с голоду бы у нас померли все. И вы бы померли — вам-то тоже перепадало. С нас платы за все никто не просил. Условие-то одно было: за провизию оказать помощь имперцам, если попросят. Мы посмеялись тогда. Какой от нас может быть прок! В Айсбенге-то… А недавно пришел этот отряд. Так вот, хотели они дело темное провернуть.
— Что за дело? — тихо спрашиваю у замолчавшего старика.
— Дело… Не говорят такого при свете дневном. Но беда уже к нам пришла — не прогонишь. Через Айсбенг, да-да, Айсбенг! Должен путь держать один человек. В Кобрин…
— Через Айсбенг? Как, как это возможно? — пораженно вскрикиваю, потом догадка приходит ко мне. — Через море?
Слышала я, что человек способен обуздать даже неукротимый океан, пускает шхуны, что диво — не тонут. Только трудно поверить в такие истории. Неужели сказки верны?
— Да, права ты волчица. Только к нам отродясь никто не плыл. А тут с этой… как ее… Назании? Надании?.. О такой земле я даже не слышал.
Я тоже не знала, хотя волчьи сказы корнями крепки и уходят так далеко, что человек тех времен и не вспомнит.
— Хотели они, чтоб этот человек смерть свою нашел здесь, в Айсбенге. Да так, чтоб с людьми его ничего не случилось иль несчастье настигло не всех. Чтобы остались те люди, что смогли б рассказать… ни об бесчинствах!.. о том, что смерть пришла ни от чужой руки…
— Ни от кобринцев, — понимающе киваю я.
— Да, — подтверждает Пересвет.
— Они попросили этого человека с другого материка отравить?
— Нет, — рассмеялся старик. — Яд вызовет подозренье. Всякую отраву кладет рука человека. Такой исход — тень на Кобрин. Любое несчастье, чтоб погубило этого беднягу, случайностью своей вызывает ненужные мысли. Нет, Таррум просил иного. Такого, чтобы все знали наверняка: имперцы того не творили.
— Чего же? — спрашиваю, хотя сама уже знаю ответ.
— Волки.
Волки!
Глава 4
Лишь пока гости в бане мы можем спокойно поговорить. На дворе вечереет, и хозяевам приходиться жечь кобринские свечи. Огонь мерно мерцает, словно яркий неживой мотылек. А пахнет — мягко-медово.
— Они думали на чужеземца волков натравить, — дальше рассказывает Пересвет. — Сами не ведали как, но хотели. Погибель от ваших клыков — вот идеальное преступление. Тогда вспомнили и о нас… Как по деревне в студеной мороз волки бродят. Да только разве трогал нас из зверей кто? Вы ж свои… И даже этот… охотничий справочник эти ироды приволокли! Загнать матерого, притравить на человека… Так объяснили. Про вас ничего господам не сказал. Сам пошел…
— К Ворону? — недовольно уточняю у старика.
— Нет, к красноглазым потом явился. По волчьим тропам ступал, чтобы сразу приметили. Знал, какие метки оставить, чтобы тотчас нашли. Не то что эти чужаки, — голос старосты полон печали. — Столько дней провели в самом сердце Айсбенга, а скольких своих потеряли… Нет, лесная гостья. Прежде всего я пошел к твоим волкам. К Китану.
Я удивленно смотрю на него. Сама я о том впервые слышу. Заряна тем временем заваривает северных трав, и дом наполняется их чарующим, маняще-пряным ароматом.
— Ты не серчай на него, — сокрушается хозяин. — Те волки, что нашли меня первыми, думали, что пришел я с вестями об откупных. Ты тогда, видно, совершала обход. Только одному волку из стаи просьбу поведал я — твоему. Он был зол. Сказал, что не будет мириться с прихотями господ и не даст никому из своих вершить их темное дело.
И был Китан прав. Если бы мы уступили даже за новые поставки на север, после эти же люди в Айсбенг б явились убивать моего брата. Этот гость, которому мы должны, как им думается, хребет переломить, тоже будет непрост. А чтобы кобринцам вину с себя снять, нужно затем будет покончить с убийцей.
— И мне пришлось обратиться к красноглазым. Сама уже поняла: они согласились. Только глупый волчонок, этот их дон… Решил перед нортом покрасоваться: скинул шкуру да в людском обличье сам вышел к Тарруму.
Я морщусь. Ворон любит произвести эффект, не помышляя, к чему тот приведет. Задаю старосте вопрос:
— А что тогда делали люди на наших землях?