Все-таки это была западня.
Я резко достаю из голенища сапога кухонный нож, что стащила в поместье Ларре Таррума. На серебряной стали все еще виднеются следы крови Инне, и я ощущаю его запах.
Не дамся! Живой не дамся…
И, разворачиваясь, вонзаю его в тело прекрасной нари. Той самой, что дала пред всеми богами клятву верности своему мужу Лени. Той, что находила утешение в объятьях Ларре. И, наконец, той, что сама вонзила нож мне в спину.
Лживая тварь.
Служащая серому гнету кобринской инквизиции. Даром, что платье Асия надела того же безликого цвета.
Она издает стон и удивленно смотрит на меня. Затем переводит взгляд на нож, торчащий из ее груди. Глаза нари широко и испуганно распахнуты. Кровь окрашивает ее светлое платье в чернильно-черный цвет.
Фасций с бельмом на левом глазу улыбается, но на его лице я не вижу ни радости победы, ни горечи от того, что я нанесла вред благородной, служащей карателям женщине. Лишь холод… Мертвецкий холод.
От его руки отползает ко мне непроглядно-черная змея. Тень движется по выложенной булыжником мостовой, вьюном изгибая свое тонкое тело.
Но я не боюсь. Не стою, замерев, как тогда, а готова напасть.
Кольцо, некогда надетое Ларре, чтобы я не обернулась волчицей, все горит, раскаленное. Волшба инквизицию чует…
А фасции кругом окружили повозку. Не выбраться, не скрыться…
Тень подползает.
А я вдруг понимаю, что ее тогда остановило. Ведь во время прежней встречи я думала о горячем пустынном солнце, о жарких раскаленных барханах. Извечная истина: тьма чурается света.
Творение карателя вьется у моих ног.
Жар, огонь…
И вспоминаю. Не Айвин. Ларре… Касания его рук, едва уловимое дыхание на моей коже.
Мои руки горят. Кольцо, что вода, растекается по пальцам. И скупые на эмоции инквизиторы стоят ошеломленные.
Я беру в руки тень, присланную карателем. Она бешено, будто на горящих углях, остервенело в агонии изгибается, но я держу ее крепко, не позволяя выбраться. Мои руки наполнены светом… Они слепят.
Тьма, зажатая меж моих ладоней, рассеивается, как сумрак, уходящий с рассветом. Исчезает, рассеваясь в воздухе, наполненном светом.
Я встречаюсь взглядом с карателем, что приходил в поместье Таррума. Его глаза полны черной бушующей ярости.
— Только оружие! Не применять теневую атаку! — громко приказывает он остальным. — И не убивать! Ее хочет заполучить Ультор.
Имя старшего инквизитора облетело весь материк. И даже достигло притаившегося на севере полуострова. Айсбенг полон хладного ужаса перед главным карателем. А я… Что же, мне давно было пора забыть трусливое слово «страх».
— …Но покалечить не возбраняется, — с вызовом глядя в мои глаза, мстительно добавляет неприятель, похожий на ящера.
А я уже стою на четырех лапах. Колдовство Ларре уничтожено вместе с перстнем, и я подбираюсь, чтобы напасть.
С тебя и начну, фасций…
Следом за Сияной мчится человек. Он ее загоняет к скалам, а назад пути нет. Берсеркиер сзади яростно ревет, будто медведь. У самого силы немерено: сколько волков в Айсбенге завалил, страшно подумать. Его боевой клич вселяет в волчицу страх.
По камням, покрытым тончайшей корочкой прозрачного льда, бежать нелегко: лапы соскальзывают, проваливаясь в расщелины. Но пока сестре Лии удается улизнуть. А наданец все наступает…
Ноздри берсеркиера по-звериному раздуваются. На его теле бугрятся мышцы, и выступают на руках жилы. Ветер доносит до мужчины запах соленой воды и водорослей, но даже яркие краски моря не способны скрыть терпкий дух волка. Охотник всюду почует новую жертву, где бы она не пряталась и за каким камнем бы не скрывалась. А для зверей в Айсбенге медвежий запах наданца сродни душаще-резкому сладкому смраду смерти. Его они пуще лютых морозов боятся…
Волчица бежит вперед, но охотник за ней подступает. Он несется быстрее, чем любой человек, и будто нипочем ему скользкий под ногами камень. А впереди бушует соленое море…
«Хоть от стаи его увела», — думает Сияна, готовясь встретиться с мчащейся на нее сокрушительной смертью. Ноздри мужчины вздуваются. Лицо рассекает свежий порез, а разноцветные глаза налиты яростным страшным безумством.
И вот-вот кинется на нее.
А над морем беснуются небеса. Ревет ветер, лежат порванные клочьями грозовые облака. Полуостров давно не знает иной погоды…
Охотник нападает. Волчица пятится назад, но еще немного — и кубарем упадет в море, останется погребенной под брызгами волн.