А однажды я вижу ее. Асию. Она идет по коридорам катакомб — единственная имеющая здесь запах. Но мне вдруг кажется, что даже ее насыщенный приторно-цветочный аромат потух и угас во мрачном инквизиторском подземелье, и я едва чую его, слабо тлеющий следом за нари.
На секунду я испытываю сожаление от того, что мне не удалось ее убить. Не поквиталась… Упустила жизнь лживой женщины меж своих лап, ее невесомая душа в последний миг выскользнула из моих острых когтей. Я нанесла нари удар, но та выкарабкалась из того омута забвения, на которое должен был навлечь ее мой нож, стащенный в поместье Ларре Таррума.
Асия Бидриж внезапно поворачивается, будто ощутив прикосновение направленного на нее внимательного взора, и я замечаю ее взгляд. Силы были бы — вздрогнула. До того отчаянно пустым он выглядит. Лицо все изможденное, высохшее. Особенно выбиваются на нем торчащие острые скулы и покрытые трещинами, сухие губы, которые вдруг с надеждой неясно шепчут: «Помоги…»
Показалось? Нет. Но она тут же отворачивается, следуя за впереди идущим карателем. Только и развивается за спиной серый плащ…
Неужели ты думаешь, женщина, что я, оказавшаяся здесь из-за твоего злого умысла, захочу тебе помогать? Да и разве я в силах…
А сама снова пытаюсь слизать падающие сверху капли. До чего они сладки… Дурманят сильнее, чем лишающие воли цветы, растущие лишь на юге Лиеса. Если я когда-нибудь выйду отсюда, то выпью больше, чем смогла бы раньше только представить. Накинусь на воду, глотая ее так жадно, что она будет стекать по моей шее, делая шерсть противно-мокрой.
Вода… Мечтала ли я о чем-то больше, чем сейчас?
И Айсбенг, весь состоящий из нее, покрытый искрящимися снегами и прозрачными льдами, уже не кажется мне таким уж мрачным и страшным. Мой родной дом.
А здесь я уже потеряла ощущение времени. В тесном подземном мешке я будто бы провела уже вечность. Но все же он благословение от ужасающего внимания инквизиторов, наслаждающихся пытками, словно веселыми, шумными сборищами.
Шаги карателей отдают звоном в моих ушах. Из-за них я вся покрываясь мурашками, и жесткая шерсть встает дыбом от страха. Они приближаются, а мне хочется все сильнее прижаться к стене, слившись с чернильной тенью, и, когда они все-таки входят, как щенок, жалобно заскулить.
А где-то рядом, в таких же каменных клетках, мечутся и беснуются другие пленники, подобные мне. Только они сдерживают крики радости от того, что отворились не их решетки, получая хоть немного короткой вожделенной отсрочки, пока инквизиторы не посетят их.
Но в этот раз не повезло мне. А я вижу уже давно ставшее ненавистным мне лицо. Баллион. Инквизитор, чье лицо подернуто уродливым изогнутым шрамом, а один глаз невидяще слеп под омерзительным широким бельмом.
Он держит в руках тонкий кнут, на котором висят шипами, позванивая, кристаллы не тающего чистого льда. Их грани блестят в полумраке каменного мешка, отражая редкие лучи белого света, попадающие сквозь тонкие прутья. Силы были бы — полюбовалась. Но не сейчас…
Отрешенно я чувствую боль, которая туманит зрение, дурманит мой обезумевший в агонии разум. Фасций играет с моим телом, и я теряю над собой власть. Моя плоть меняет свой облик туда и обратно, подчиняясь воле висящего на шее карателя кулона.
И я проклинаю себя за то, что украла у Ларре бывший некогда белым ашаханский камень.
— Ты знаешь, откуда у норта Таррума этот амулет? — изогнув губы в жестокой спесивой улыбке, говорит Баллион. Мне хочется с силой ударить его, стереть с него это рисованное надменное выражение, чтобы увидеть кровь на разбитом лице.
Он задает вопрос так, будто уже сам знает ответ. И оправдав мое ожидание, инквизитор сам продолжает:
— Лунный камень достался ему в наследство от отца. Асия, разумеется, солгала тебе, поведав милую душещипательную сказку о своей нелегкой судьбе. Но это была ложь…
Удар проходится по моему хребту. И мне так кажется, будто позвонки в нем отделятся друг от друга и движутся, вытягивая мне спину. Но я не знаю, правда это или страшная иллюзия, навеянная мне карателем.
— Никто не знает, откуда появился род Таррумов. Говорят, будто они выходцы из Виллендского княжества, граничащего с Лиесом. И некоторые даже уверены, что их предок — бастард князя, получивший в дар от нашего императора землю за верную службу. Но, я думаю, что это все красивые россказни, не имеющие и крупицы истины. Хотя они бы объяснили, почему в роду норта хранилась столь ценная вещь, — договаривает Баллион, указывая на кулон.