Я вижу, как ко мне направляется Ворон. В его глазах мне мерещится предвкушение — неприятное и горькое для меня, но для дона — дурманяще-сладкое.
Вот и свиделись, предатель…
От него несёт ощущением собственного превосходства. Жаркой силой, текущей по жилам. А за духом уверенности прячется тень поистине звериного желания обладать, подчинить… Людям подобное чувство не ведомо. Волчья кровь, дикие мысли…
Дон приближается ко мне. Водит носом, вдыхая мой запах. Наслаждаясь им, как дурманящим ароматом южных трав. Ненасытный голод…
«С возращением, даану».
И я понимаю, как он ждал меня. Хочется отступиться, но назад дороги уже нет.
Меня окружают. Приспешники Ворона берут меня в кольцо и со злорадством скалят клыки. Вожак новой стаи выходит вперёд.
Мне бы склониться перед ним, поджать хвост. Но я не могу. Гордыня слишком жалит меня. Да и затем ли я возвращалась, чтобы признать его власть над собой и над своими волками?
Взгляд дона кажется пугающе одержимым. Его глаза странно блестят. Тело волка пылает жаром, подобно раскалённой печи в домах людей с Живой полосы.
О чужой стае у нас рассказывают страшные истории. Их передают тайком, опасаясь высказаться вслух и навлечь на себя немилость богов-покровителей. Пока яркое светило горит днём на ясном небе такие рассказы никто не решается поведать. Но когда на Айсбенг опускается леденящая и поглощающая непроходимые леса тьма, иные из нас, что сумели пережить бесчисленное множество ночей, суровых и холодных, поговаривают, будто у зверей с восточных берегов реки Эритры на дне рубиновых глаз плещется безумие. Его незаметные блики пляшут у самых зрачков, похожие на жаркие лихорадочные отблески. Некоторые волки до сих пор сохраняют уверенность, что это отрава, вызванная проклятьем сродни тому, что кружит над северным полуостровом.
Как бы то ни было, но на восточных землях раньше порою творились столь жуткие и ужасные вещи, о которых даже матёрые боятся рассказывать, а с владений наших извечных противников доносился такой пугающий вой, что в жилах стыла кровь.
Айсбенг полон историй о страшной участи, на которую обрекали наши соседи на забредших чужих волков. Даже у нас, зверей, свято чтящих свои земли и опасающихся посторонних, они вызывают глубокое омерзение и какой-то бесконтрольный страх, бережно скрываемый от всех остальных.
«Пришла пора поквитаться», — сообщает мне новый вожак. Впервые я с ним согласна.
Краем глаза я вижу, как отступает Сияна. Её страх перед доном доносится с ветром. Плотным коконом меня окутывает запах боязни. Её чувства столь сильны, что легко потерять, где заканчиваются переживания волчицы и начинаются мои собственные нелёгкие мысли. А в них её ужас приносит неясную нарастающую тревогу.
Моя сестра напряжена и двигается с нарочной медлительностью, будто опасаясь внезапного нападения крупного волка. Обычно матёрые не трогают самок. Так уж заведено: волчица обладает властью над подобными ей, а волк — ему. Но всё поменялось, когда Айсбенгом завладел Ворон.
Ещё удивительнее, что ему помешала Сияна. Она иногда не стремилась подчинять себе остальных, больше тяготея к более низким позициям в стае. Слишком хрупкая, милосердная, мягкая. В ней нет стали, как в воинских людских кенарах, она избегает крови и недостаточно хороша в охоте. Едва ли моя сестра может оказать сопротивление такому сильному и крепкому матёрому, как Ворон, дать отпор его мощным лапам с острыми когтями и ловко увернуться от белых клыков. Но раньше удивительная нежность и обескураживающая доброта волчицы всегда оберегали её от стычек в стае.
Теперь же всё изменилось. Её черты, прежде трогавшие остальных, теперь вызывают у жестоких красноглазых волков лишь брезгливое омерзение. А слабого так легко победить…
От дона Сияну, ослабевшую после нападения на неё, прикрывает Влас. Мне же на такую милость, как чужая защита, не стоит рассчитывать, а уж тем более едва ли её окажут мне наши враги.
Без поддержки Китана я чувствую себя постыдно слабой. Одна я мало на что могу рассчитывать.
По Айсбенгу проносится мой полный надежды клич. Но в тот же миг на меня бросаются приспешники Ворона, призывая замолкнуть. Они отвлекают, но всё же меня успевают услышать. Мне не повезло, что дон успел оказаться возле меня раньше других, но большая удача, что остальные, находящиеся дальше него, посмешили ко мне, как только мой первый призыв был озвучен. Теперь я знаю, что мои волки близко. Совсем рядом. Но главное — они обещают мне помочь.