И только-то?!
Только. Другой у меня тайны, Иваныч, нет и никогда не было. Сбылась мечта моя: побывал я в гостях у тебя, да еще и в субботу! На всю жизнь мне радость эта... А теперь разреши мне домой пойти. Засиделся я у тебя, поздно уж. Жена хоть и знает, что ты меня в гости позвал, но все равно волноваться будет.
ОТЧЕГО ОСИНА ГОРЬКАЯ
Еще когда Бобер бобренком был, приметил он, что отец его, чуть заспорит с женой, к осине бежит. Встанет перед ней и вот говорит, вот говорит что-то.
Спросил он его:
Зачем это ты, отец, к осине бегаешь?
Горечь свою отношу ей. Жизнь доживаю я с твоей матерью, а еще ни разу не ударил ее словом тяжелым. Все, что хочется иногда ей сказать, осине говорю. Оттого и живем мы с нею в ладу, не ссоримся. А где лад — там и клад, там и счастье.
Отец это сказал, а бобренок запомнил. Вырос, Бобром стал, семьей обзавелся. Обиделся как-то на жену, хотел было ее словом огненным ожечь, да отцовскую присказку вспомнил: где лад — там и клад... А слово горячее так и вертится на языке, так и просится, чтобы его сказали. И чувствует Бобер: если не скажет он его, покоя не будет.
Выскочил он из своей хатки и побежал к осине, к которой отец в свое время бегал. Все сказал ей, что жене сказать хотел. И сразу легче на душе стало, отмяк. Веселым домой вернулся. И жена его весело встретила. И было у них все хорошо.
Однажды опять поспорили они — в семье такое бывает. И опять захотелось Бобру слово погорячее выкатить из себя и опалить им сердце жены побольнее, но вспомнил присказку отцовскую: где лад — там и клад, и побежал к осине. Побранился на нее, облегчил душу.
Так и повелось у Бобра: чуть размолвится с женой, к осине бежит. И говорили о нем в роще:
Это он свой семейный клад бережет.
А глядя на него, и другие бобры стали к осине бегать.
А что, — говорят, — выскажешь ей обиду свою, и остынет сердце.
«Оттого я и горькая, — думает Осина, — что бобры ко мне свою горечь несут. Ну да ладно, пусть я одна буду в роще у нас горькая, зато другие будут счастливы...»
МЕДВЕДЬ БОЛЬШАЯ ГОЛОВА
Крепко обижал Волк Зайца. Не давал прохода ни ему, ни его жене, ни детям его. Так и держал все время Заяц ухо настороже. При каждом шорохе вздрагивал: не идет ли Волк, не готовит ли еще какую беду. Все терпел Заяц, поплачет и ладно. А когда изловил Волк возле Ванина колодца его единственного сына, пошел к Медведю:
Защити, Потапыч. Ты как-никак — голова у нас, хозяин рощи. Рыкни на него хоть раз для острастки. Житья не стало. Додавнт он меня где-нибудь.
Говорит Заяц, а сам так плачет, так плачет, что, глядя на него, Медведь сам едва не расплакался. Вскочил из-за стола — за столом сидел, суп с клецками хлебал, — забегал по берлоге.
Ах он пес, ах он разбойник! Да как он посмел? Ишь расхрабрился. Ну погоди, учиню взыск по всей строгости. Я, брат, бью хоть и редко, да метко. После моего удара не встают.
Бранил Медведь Волка, а сам думал: да, надо бы помочь Зайцу — беззащитный он. Но помочь ему — наказать Волка, а наказывать Волка не дело: все-таки это — Волк.
Как быть Медведю? Как перед Зайцем не уронить себя и Волка не обидеть? Есть над чем подумать хозяину рощи, есть над чем голову поломать. Подумал Медведь, покряхтел для пущей важности, опустился на скамыо дубовую, сказал, отдуваясь:
Что ж, с Волком все ясно — пес он. Но вот от тебя, Заяц, не ожидал я такого. Жаловаться, значит, пришел? Эх ты! И не постыдился. Ну был бы ты Зайчихой, другое бы дело, а ты же как-никак Заяц, глава семьи своей, и жалуешься. Подумай, к лицу ли тебе это.
Подумал Заяц, согласился:
Верно, не мужское это дело.
Осознал? То-то. Тогда будем считать, что ты мне ничего не говорил, а я ничего не слышал: не хочу ронять тебя в глазах рощи. Ну, будь здоров.
И нежно так, заботливо проводил Зайца до порога.
Ушел Заяц, но от своего не отступился: жену к Медведю послал. Сидел Медведь на лесине, мед ел, облизывался: ловко у него вышло как — и Зайцу посочувствовал, и Волка не обеспокоил. Глядь, а Зайчиха идет к нему по тропинке.
Побурел Медведь — идет, длинноухая! Сейчас настроение испортит. Беда с этими зайцами.
А Зайчиха подошла и залилась слезами:
С жалобой к тебе, Потапыч. Помоги, край пришел. Совсем житья от Волка не стало. Вчера сына у Ванина колодца поймал, сегодня дочку остановил у речки. Припугни ты его, серого, может, уймется.