А медведь Спиридон осмотрел работу Мишука и сказал:
У, если бы у меня даже и сила была, я бы так не сделал: нет у меня сноровки такой, как у тебя, Мишук.
И ходит теперь по лесу, говорит всем:
Придите, поглядите, как мне Мишук берлогу отделал. Светло, чисто, будто солнышко зажег в ней.
А медведь Лаврентий, тот ничего не говорит, и Ивашка обижается на него. Сказал Мишуку при встрече:
Отчего это так: делали мы с тобой, Мишук, одинаковое дело, а хвалят одного тебя. Как думаешь, почему?
Наверное, у медведя Спиридона сердце доброе.
И Ивашка согласился:
Наверное.
И тут же пожалел:
Лучше бы мне досталось медведю Спиридону помогать: теперь бы он меня хвалил.
КАК ЗАЯЦ ГОРБАТЫМ СТАЛ
Родился в лесу Заяц, маленький, с ушками. Распрямился во весь рост, приосанился, вроде побольше стал.
Так, — говорит, — и буду теперь прямым ходить.
Только сказал так, глядь — выходит из-за куста Лиса.
Как увидел ее Заяц, так и сгорбатился:
Не ешь меня, Лиса, я только родился, еще пожить даже не успел.
Лиса и не думала его есть, но видит — кланяется ей Заяц, махнула лапкой:
Живи.
Разрешила будто.
Прошла Лиса, а Заяц подумал: «Ох, рано мне еще прямым-то ходить. Увидят и скажут: возгордился Заяц, во весь рост ходит. Вот подрасту, тогда и выпрямлюсь», — и остался сгорбленным.
Подрос Заяц, окреп. Женился даже и зайчатками обзавелся.
Вот теперь, — говорит, — можно и распрямиться.
Только сказал так, а Волк выходит из-за куста. Как увидел его Заяц, так и сгорбился еще больше.
Не ешь меня, Волк, у меня детишки малые, надо их до дела довести.
Волк и не думал есть Зайца, но видит — кланяется ему Заяц, махнул лапой:
Доводи.
Разрешил будто.
Ушел Волк, а Заяц и думает: «Ох, рано мне еще прямым ходить. Вот выращу ребят...» И остался сгорбленным.
Вырастил Заяц ребят. Переженил их. «Ну, — думает, — теперь можно и распрямиться, во весь рост встать, большим себя показать».
Только подумал так, а Медведь — вот он, лезет из-за куста. Как увидел его Заяц, так и сгорбатился еще больше:
Не ешь меня, Михайло Иваныч, дай до старости догнить.
Медведь и не думал обижать Зайца, но видит — кланяется тот ему, сказал:
Доживай,
Разрешил будто.
Смотрел Заяц, как уходит Медведь, и думал: «Ох, рано мне еще во весь рост-то ходить. Вот доживу до старости, тогда и выпрямлюсь, покажу всем, какой большой я».
И ходил Заяц по лесу до старости и все гнулся перед каждым, горбатился-. До седин дожил, до большой дряхлости.
— Вот теперь, — говорит, — можно и распрямиться, большим себя показать. Отнять у меня теперь нечего: жизнь я свою прожил, у меня ее теперь не отнимешь.
Попытался Заяц распрямиться, да не тут-то было — привыкла спина его согнутой быть, закостенела. Так и ходит Заяц по лесу горбатеньким, кланяется всем.
ЕСТЬ И У ШАКАЛА СВЕЧКА
Раздобыл Шакал свечку. Принес домой. Зажег. И видно стало все вокруг: и жену видно, и кровать видно, и даже маленьких шакалят видно.
И сказал Шакал:
— Как хорошо, оказывается, жить со светом. Раньше мы с тобой жена, только слышали друг друга по ночам, а теперь можем сидеть и видеть.
И сказал твердо:
— Всегда теперь со свечкой жить будем.
Ко двору вышел. Смотрит: окошки его светом залиты. Сказал:
— Это хорошо, теперь кто ни посмотрит, всякий скажет: и у Шакала в доме свечка горит.
Из окошка свет полосой на дом соседа падал. А в соседях у Шакала Барсук жил. Сидел он на завалинке весь на свету и рассказывал ребятишкам сказки. Увидел это Шакал и за грудь схватился:
— Хват какой! Моим светом пользуется. А! Не выйди я ко двору, так бы и светила ему моя свечка, расходовалась. Нет, шалишь, на чужое рот разевать нечего.
Вбежал поскорее в дом и задул свечку.
— Уж лучше сам, — говорит, — в потемках сидеть буду, но не допущу, чтобы моя свечка соседу светила. Пусть он себе добудет свечку, тогда и я свою зажгу.
И живет Шакал в темноте. Ничего не видит, на ощупь живет. Выставит вперед лапки, чтобы лбом обо что не стукнуться, и идет по дому, жену ищет:
— Где ты, жена?
Ходит Шакал во тьме, ищет жену свою, а свечку не зажигает: не хочет, чтобы его свет соседа радовал.